Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Шерлоколюбви пост

Хмм, Любовь, Страх и Смерть как три испытания, через которые должен пройти Шерлок, а точнее, даже Сердце Шерлока (которое для меня пока является чуть ли не главным героем сезона) в 3-х соответственно частях второсезонной саги? Очень, очень интересная мысль... Еще интереснее, что от него после этого останется. Спасибо умным людям из сообщества sherlock_series за нее. Надо будет развить идею в следующем письме по просмотре всех 3-х серий. Потому что, если это действительно так и, тем более, по словам самих Сказочников Создателей, это...это просто такое трансцендентно наполненное полотно (простите за тавтологию), что я точно помру еще раньше, чем Шерлок пройдет испытание смертью... Что и обещал фанатам-теффачкам добрый Стивен Моффат в своем твиттере:

"LookAliveBecca:

Смотрю "Шерлока". Опять. Нечаянно в слезах. Стивен Моффат, по шкале от 1 до 10, какова вероятность того, что "Рейхенбах" меня убьет?

Моффат:

32".
Ну-ну...

@настроение: sherlocked, of course )

@темы: прекрасное, кино, размышлизмы, Sherlock, my precious

---

The Hobbit official trailer 1

Нет, все-таки они прекрасны!



Хор братии Эсгарото-Печерского монастыря (с) вообще вне конкуренции. Casually in tears...

@настроение: inspired

@темы: прекрасное, кино, the Hobbit, my precious

---

Шляпно-сортировочное

Your result for The Sorting Hat: A Comprehensive Harry Potter Personality Assessment [Test/Quiz]...

Ravenclaw

51% Ravenclaw, 49% Hufflepuff, 50% Slytherin and 50% Gryffindor!

Or yet in wise old Ravenclaw,

if you've a ready mind,

Where those of wit and learning,

Will always find their kind;

The cardinal traits of Ravenclaw are intellect, wit and openness to experience. They are the most introverted house of the four. Ravenclaws are more likely to prefer small gatherings of like-minded individuals and require recooperation after stressful social interaction. These individuals are intuitive creatures, the quintessential researchers. They lack the stubborn, strict, and rule-abiding qualities that would inhibit intellectual growth—one can't be too set in their ways if they are to be open to exploring new ideas and paths of thought.In contrast to Slytherin and Gryffindor, Ravenclaws in general are much more emotionally stable. Their reactions seem dampened compared to the sometimes dramatic responses of the other houses—they're much less likely to get offended, they're more open to criticism, not particularly argumentative and interested in hearing different points of view. They can at times seem to be less interested in people and more interested in their own inner world, and appear to be disconnected from the rest of humanity.

Ambition is secondary to them. Although they may strive to excel in school, knowledge and self-enrichment is the primary goal as opposed to simply wanting good marks. If they do happen to strive for excellence, it is because it fits with their other goals, not out of a desire to be superior or the best. Due to their intuitiveness and willingness to listen, Ravenclaws can be empathetic and make good advisors. They should generally leave leadership roles to people who are more extraverted and who would enjoy them more, however.

Take The Sorting Hat: A Comprehensive Harry Potter Personality Assessment [Test/Quiz] at HelloQuizzy

Of course... Был ли хоть один тест, где меня не распределили бы на Рэйвенкло? Особенно, конечно, умилило это: "50% Slytherin and 50% Gryffindor"

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Песнь льда и пламени. Размышлизмы по ходу чтения.

Мдаа, а Вестерос-то похож на ветхозаветное человечество... При всем средневековом антураже. И от этого временами возникает когнитивный диссонанс, а то и вовсе чувство ожившего кошмара исторега-медиевиста. Что-то сильно прогнило в Датском королевстве с богами у них полнейший ахтунг. Условно большая часть населения вроде бы поклоняется Семерым, на Севере молятся деревьям и рощам (и каким-то крайне неопределенным духам природы), с востока идет культ Митры Рглора и косит наши ряды, Таргариены носятся со своими драконами, даже какой-то там вшивый лорд Крякена Грейджой – и тот с собственным местечковым крякенским культом "утонувшего бога". Ничего не напоминает? Мне напоминает и еще как. Ветхозаветный мир, да, а еще больше позднеантичный – тот мир, в который пошли проповедовать апостолы. Еще бы в этом, простите, бардаке не было проблем – при таком количестве богов, в которых никто особо не верит, оно и понятно. В пору ждать Апокалипсиса, как блаж. Августин, и не удивляться войнам, и военным слухам, и землетрясениям по местам, и гладам, и морам, и нашествиям иноплеменников, и всем прочим радостям, которые "при дверях". О чем нам, собственно, и твердят с самых первых страниц - зима близко. На вестеросском это примерно означает "конец приближается, всепокайтеся".

А между тем, новозаветного-то ого-го как много. Зараза-автор натыкал просто несчетное множество христианских маркеров в свой дурацкий языческий мир, и плакал мой бедный-бедный моск. Нет бы сделать как Профессор, деликатно обыграв эту тему с помощью Deus Otiosus - Единого, но не столь явно участвующего в истории Бога (хотя ключевые моменты, без сомнения, разруливающего). Да и вопрос соотношения свободы воли и Божественного предопределения так изящно решается: Божественное предопределение таково, что оставляет нас свободными Иными словами, Бог спасает нас не без нас. То же и в глобальных масштабах. Это куда больше подошло бы средневеково-феодальному Вестеросу, чем вся эта толпа богов в изверившемся мире, да еще и с не обозначенным никак вопросом загробного воздаяния. Говорят, там в 4-й книге будет чего-то, проясняющее религиозную составляющую мира. Ну посмотрим, очень бы хотелось... А ведь вопрос, кто творит историю, Мартин ставит ребром (см. загадку Вариса про короля, священника, богача и наемника). И искать ответ на него предстоит разнесчастным героям, а вместе с ними читателям, вероятно, на протяжении всей саги. Это, я бы сказала, один из основных вопросов философии мартиновского мира. Кто есть субъект, а кто объект исторического процесса, почему из данной точки бифуркации развитие пошло по той, а не по этой ветке, и ваще, кто виноват?? (а как же без этого). А все эти вопросы, как ни крути, уже напрямую смыкаются с вопросом о Божественном вмешательстве, так что проигнорировать его ну никак не выйдет.

@темы: книги, размышлизмы, A Song of Ice and Fire

---

Сонно-кассандровое

«Зима близко… Зачем же вас всех потянуло на север, бедные южные, летние детки?.. Вы не знаете зимы, вы родились долгим летом. Теперь лето подходит к концу, и на Севере выстоять в зиму будет еще труднее», – соткалось у меня в голове на грани сна и пробуждения – будто зазвучал чей-то голос, сострадание и печаль слышались в нем. «Затем, что близкая опасность хуже всякой зимы грозит нам с юга, – ответила я странному и прекрасному голосу (мне обязательно надо было убедить его), – а зиму мы как-нибудь переживем, с Божьей помощью. Я верю и я обещаю». По-моему, я даже произнесла это вслух. И оттого окончательно проснулась. «Мдааа, начиталась Мартина до чертиков», – подумала я. Но чувство почему-то было такое, будто прикоснулась во сне к той самой Повести, которую читают, чтобы очистить и обрадовать душу. Словно бы пару страниц в ней перепало мне – хотелось больше, хотелось до конца, но не хватило времени…

Кажется, я становлюсь прозорливой, угу. Или параноиком, но это уже не новость.
А если серьезно, учитывая контЭкст, как-то это все странновато, если не сказать - страшновато...

@темы: dreams, самокопание, думы

---

«Бытие суть плод воображения высшего существа, которое я назвал «Профессор» :)))

Вот не люблю я издевательств над Толкиеном, даже Гоблина ни разу не смотрела, честно-честно, но, «простите, не удержался»...

http://a-comics.ru/comics/stoolmaster/0

@настроение:

@темы: афтырь жжот, LOTR

---

«Есть только два вида людей – те, кто говорит Богу: «Да будет воля Твоя», и те, кому Бог говорит: «Да будет твоя воля». (с) К.С. Льюис.

Ничем хорошим для вторых это, как правило, не заканчивается... А быть среди первых не хватает веры и смирения

@темы: размышлизмы, жизнь в цитатах

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Контрольные прокаты, дубль 2

А вообще, Артуриус, конечно, молодец, но мои любимцы, главные наши звезды и основные олимпийские надежы Сочи-2014 - вот эти ребята.






И да, несмотря на вагон критики, уже обрушившейся на том же ФСО и других форумах, мне обе программы нравятся. Даже сейчас, в сентябре, в сыром виде на контрольных прокатах. Я бы даже сказала, что они уже сейчас смотрятся весьма завораживающе. А что будет, когда вкатают, подчистят, добавят (надеюсь!) связок и хорео... Я помню свое впечатление от них живьем, когда после проката явно уступающей нынешним программам и идейно, и технически "Ромео и Джульетты" весь зал стоял на ушах и буквально плакал от счастья. До сих пор, когда смотрю тот момент в записи, накрывает... А "Bring me to life" и "Black Swan", уверена, станут шедеврами.

@настроение: impressed

@темы: figure skating, season 2011-2012

---

Новый сезон однозначно пришел :)

На FSO мне иногда продлевают жизнь лет на 10 )))

«S: Вот (в том числе) либретто к программам Гачинского. Особенно порадовало к КП [короткой программе]: "Пока еще не знаю, что там изображаю, - признался Гачинский. - Возможно, идея этой программы - расслабленный, пьяный мужчина, который танцует сам с собой и получает от этого большое удовольствие".

N: Ну, теперь-то все очевидно! А все говорили "Плющенко!Плющенко!"

T: Предлагаю новую номинацию "Лучшее либретто" Артур у меня пока фаворит.

Y: Вроде бы писалось, что Артур изображает вампира. Может, чуть подвыпившего, но руки там точно вампирские.


N: В ПП [произвольной программе] вампир был трезвый, как стёклышко.


Y: Программы должны различаться. В КП - подвыпивший вампир на прогулке. В ПП - вампир на другое утро.


M: А что вампиры пьют, чтобы опьянеть?


Y: Как что? Кровь алкоголиков!


F: Ещё вампиры пьянеют, когда ну слишком много крови выпьют - сами перепьют лишнего.


L: Меня настораживает, откуда люди знают такие подробности о вампирах?.. »


А вот, собсна, "подвыпивший вампир на прогулке":



"Вампир на другое утро" :

@темы: figure skating, season 2011-2012, афтырь жжот

---

Умилительное

Пусти Ватсона в "Хоббита", а потом ищи, кем там работает Холмс. (с) ))

Ах право же, и када мы только это увидим - и то, и другое?

@настроение:

@темы: Sherlock, PJ, жизнь в цитатах, The Hobbit

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Недвижимость, конец эпопеи :)

Эпилог

Драко Малфой исполнил свое обещание, и к середине мая дома были готовы. В качестве компенсации за просрочку к недвижимости были присоединены дополнительные бонусы: во всех домах строительная компания установила камины, подключенные к международной сети летучего пороха. Участки вокруг домов были облагорожены и обнесены заборами, а специалисты «Пожелай-Себе-Дом» по строительным чарам в случае их найма для ремонтно-отделочных внутренних работ должны были предоставить дольщикам пятидесятипроцентную скидку на оплату своих услуг.

Наконец вкладчики были приглашены в офис строительной компании для раздачи ключей.

Войдя в знакомое здание, успевшее за все эти месяцы стать почти родным, Ремус Люпин и его жена направились в кабинет директора. Нимфадора должна была вот-вот родить, и почти не выходила из дома. Муж и родители уговаривали ее остаться, но она настояла на своем – слишком долго ждала она этого момента, слишком долго надеялась, что, переступив порог этого здания, выйдет оттуда с ключами от их дома.

– Мне кажется, мы снова уйдем отсюда ни с чем, – вдруг сказала миссис Люпин, остановившись и тяжело опираясь на руку мужа. – Мы столько раз получали здесь отказ… И я уже не верю, что может быть по-другому. Я, пожалуй, пойду домой, – она нервно передернулась.

– Ну что ты, – успокоительно промолвил Ремус, – ты знаешь, что на этот раз все будет иначе. Ты же затем и пошла, чтобы выйти, наконец, с ключами из нашего любимого «Пожелай-Себе-Дома», правда? – весело прибавил он. – Неужели ты хочешь пропустить этот исторический момент? – Люпин с улыбкой смотрел на жену. – Идем.

В кабинете они застали странную картину. За директорским столом сидели Малфой и Гермиона, уткнувшись носами в какие-то длинные свитки. Мисс Грейнджер сосредоточенно водила пальцем по лежащему перед ней пергаменту и, отмечая нужные места волшебной палочкой, что-то диктовала директору «Пожелай-Себе-Дом». Драко склонился над еще одним документом (судя по виду, это был список вкладчиков) и вычеркивал в нем фамилии.

– …так, подожди, теперь Уильямсы, вычеркивай, – говорила Гермиона, – да, и еще поставь подпись.

«Уж не те ли, которые выдавали свой свинарник за дом?» – чуть не рассмеявшись, подумала Нимфадора.

– Но я их уже вычеркнул, – Драко озабоченно показал на свой список. – Помнишь, это те, которые пришли к десяти. Дом № 4.

– А вот и нет – те были Уильямсоны, а Уильямсы пришли вслед за этим несносным Бруксом, – Гермиона закатила глаза, представляя своего преподавателя.

Парочку вдруг разобрал смех, то ли от наличия стольких вариаций Уильямсов, то ли от воспоминания о профессоре Бруксе. Они подняли глаза от бумаг и увидели вошедших. Те были настолько ошарашены открывшимся им зрелищем, что не успели даже поздороваться.

– Здравствуйте, – поприветствовал их Малфой. Он встал и направился к огромному шкафу из темного дерева, стоявшему напротив стола. – Итак, Люпины, дом № 8. Вот ваши ключи, – Драко любезно протянул им ключи.

– Здравствуйте, профессор! – радостно сверкая глазами из-за стопки бумаг, сказала Гермиона. – Привет, Тонкс! – возмущения не последовало, так как обезумевшая от счастья Нимфадора пожирала глазами свои ключи и с трудом соображала, что происходит.

– Как дела, Гермиона? – спросил Люпин, удивленно глядя на девушку, которая какой-нибудь месяц назад была похожа на привидение, и не узнавая ее.

– Прекрасно! Вот помогаю с бумагами… – слегка смутившись, ответила она, лучась счастливой улыбкой, и сделала очередную пометку в списке.

– Ну что ж, удачи вам, мы пойдем, – и Люпины направились к двери.

На пороге они столкнулись с Биллом.

– Привет, Билл. Как там Флер? – спросила Нимфадора.

– Уже почти оправилась от родов. Но еще не выходит, – сообщил радостный отец.

– Как же вы назвали ребенка? – поинтересовался Ремус.

– На этот раз Флер счастлива, потому что никто не смог ей помешать назвать его Шарлем, как она мечтала.

– А как Молли, смирилась уже?

– О, маме сейчас не до этого. Я думаю, она уже жалеет, что мы скоро съезжаем. У нее сейчас другие проблемы, точнее, проблема, – усмехнулся Билл, – и мне ее действительно жалко.

– Мэнди… – многозначительно протянула Гермиона, и все понимающе закивали.

Билл пошел получать ключи, а дверь снова отворилась, и на пороге появился Снейп. Насмешливо оглядев всю честную компанию, он сухо поздоровался и подошел к Драко.

– Быстрее, господин директор, – с кривой усмешкой профессор перевел взгляд с Грейнджер, деловито отмечавшей очередную фамилию в списке, на Драко, – я тороплюсь.

– Поздравляю, Северус, – сказал Люпин, подходя к Снейпу. – Ну вот, теперь у тебя есть дом. Именно этого и хотел Дамблдор, оставляя тебе свои сбережения.

– У меня много планов насчет этого дома, – отозвался зельевар с довольным блеском в глазах, – и, если ты считаешь, что он нужен мне только для того, чтобы там жить, ты сильно ошибаешься.

– Что же ты собираешься там делать? – недоуменно спросил Люпин, чего и добивался новоиспеченный хозяин жилья.

– Узнаешь через месяц, – все тем же интригующим тоном пообещал Северус.

– Дом № 10, – сообщил Драко, передавая Снейпу ключи.

– А мы в восьмом, – улыбнулся Люпин, – будем соседями.

– Хм, а кто же в девятом?.. Странно… – с подозрением произнес Северус себе под нос и быстрым шагом вышел из комнаты.

Следующими явились Рон и Мэнди, так как Поттер все еще не приехал.

– Извините, что мы опоздали, – начала Мэнди, – но у нас через неделю свадьба, и мы ходили выбирать мне платье, – сообщила она всем.

Рон с видом триумфатора обернулся к Гермионе, но та, счастливо улыбаясь, смотрела на Мэнди.

– О, мои поздравления! Наконец-то вы решились, а то все что-то тянули со свадьбой, – она перевела насмешливый взгляд на Рона.

– Ваши ключи, – Малфой презрительно протянул ему ключи и вернулся к столу.

– Вычеркивай: Поттер, – Гермиона отметила еще одну фамилию в списке.

– Все, это последний, – отозвался Драко, ставя подпись в своем пергаменте. – Вообще-то, мы уже уходим, – прибавил он, глядя на Рона, который, застыв, как столб, непонимающе уставился на эту бумажную идиллию. – Офис закрывается, так что потрудитесь освободить помещение.

Рон тоскливо смотрел на Гермиону и директора «Пожелай-Себе-Дом» и все никак не мог стронуться с места.

– Рон, милый, ну что ты стоишь? Нам нужно еще зайти к мадам Малкин на примерку, – недовольно прострекотала Мэнди и, схватив жениха под руку, с завидной силой поволокла его к выходу.

***

Жаркое июньское солнце освещало зеленые лужайки новой улицы Хогсмида. Земля под неистово-синим, не по-летнему ярким небом купалась в солнечном свете, сверкая сочной зеленью деревьев и пестрым великолепием цветов. Природа, переливаясь всеми красками, была полна радостным ожиданием лета. На новой улице деревьев еще не было, и палящее солнце, отражаясь от блестящих крыш новостроек, озаряло недавно посаженные клумбы, от яркого разноцветья которых рябило в глазах.

Профессор зельеварения проснулся сегодня раньше обычного, и с утра пребывал в необъяснимом и совершенно необычайно хорошем расположении духа, которое не смог испортить даже экзамен у третьего курса. Да, ему был известен смысл того, что в очередной раз произошло сегодня, что происходит из года в год. Для этих тупиц, в пустые головы которых он целый год пытался вложить что-то ценное, экзамен был маленькой смертью. Но профессор знал, что для него экзамен – это большая смерть, очередная ступень постижения того, что, несмотря на его труды и старания, он опять ничему не научил основную массу этих болванов, которые, продемонстрировав свое незнание основных азов, снова убили его сегодня. В который раз. Профессор вздохнул. Что ж, в этом году таких смертей предстояло еще две – остались второй и шестой курсы…

Однако сегодня был необычный день. Сегодня должно было исполниться то, чего он ждал все эти месяцы. Открытие его музея. Музея Директора. И это был один из тех немногих дней (профессор мог пересчитать их по пальцам), которые не были отравлены сомнениями и ожиданием грядущих ужасов или ужасами настоящими… Он задумал это сразу, как только узнал об оставленном ему наследстве, но ждать пришлось долго: получив ключи от дома, он сначала нанял специалистов по строительным чарам, а, когда мастера закончили свою работу, принялся за оформление музея. Сюда попали те немногие портреты, которые остались после смерти Дамблдора, многие его вещи из Хогвартса, пожертвованные новым директором для музея, научные труды, любимые книги и многое другое.

Неделю назад Снейп дал объявление об открытии музея в «Ежедневный пророк» и пригласил всех желающих, указав дату, время и адрес. Пока никого не было. «Вот и славно, – думал Северус, – я знал, что никто из них не придет, и так даже лучше», – успокаивал себя профессор, усаживаясь за праздничный стол, заказывая который, он потратил кучу денег.

– Им нет до вас никакого дела, Директор, – злорадно сообщил Северус всем портретам, развешанным на стенах, – я же говорил, что…

– Северус, поднимайся! Кажется, к тебе гости, – прервал его портрет, висящий напротив окна.

Профессор подскочил и, не то злясь, не то радуясь, что кто-то наконец пришел, побежал открывать дверь.

На пороге стояли Люпины. Он не сомневался, что они все-таки придут и, как ни странно, в глубине души был рад их появлению. Да, натерпелся он от этой семейки! Да и натерпится еще – тем более что теперь они были соседями. «Ну почему мне всегда достается нянчить этого вервольфа?» – по привычке подумал он, но поймал себя на том, что улыбается. На душе сегодня почему-то было так радостно, как не бывало ни разу с тех пор, как… Он не позволил себе додумать эту мысль, и поскорее вернулся к парочке, стоящей перед ним. Вообще-то, теперь их было трое. Бывший недруг профессора держал на руках симпатичного младенца в розовом кружевном одеяле и розовом чепчике.

– А это Перпетуя, – гордо представил Люпин свое чадо.

Перпетуя взирала на мир серьезными ярко-фиолетовыми глазами и была похожа… Снейп чуть не расхохотался – по выражению лица из всех знакомых она больше всего была похожа на Нарциссу Малфой! Что он и не преминул отметить вслух. Нимфадора поморщилась, а Ремус рассудительно заметил:

– Ну, Нарцисса же ее двоюродная бабушка…

Профессор помнил, как однажды, через неделю после того, как они вселились в новые дома, он отправился сюда на выходные, чтобы завершить оформление своего музея, и был разбужен среди ночи какими-то громкими выстрелами. Наученный военным прошлым, он схватил лежащую на тумбочке палочку и, выскочив в одной пижаме на балкон, увидел своего соседа, с воплями «У меня родилась дочь! У меня родилась дочь!» носящегося по Хогсмиду и пускающего из палочки фейерверки. Он всегда подозревал, что этот идиот способен на что-нибудь подобное (хотя больше это подходило для репертуара его покойных дружков), но все же посоветовал ему тогда принять успокоительное зелье, желательно, еще и усыпляющее, чтобы он не перебудил своими воплями весь Хогсмид. Зря он подал голос! Сумасшедший завалился к нему в дом и, крича, что у него родилась дочь, чуть не задушил в объятиях. Унялся новоиспеченный папаша только, когда он пригрозил напоить его зельем Живой Смерти.

Улыбаясь своим мыслям и изо всех сил стараясь сделать свою улыбку как можно более кривой, профессор сказал:

– Проходите.

– Это удивительно! – восхитился Ремус. – Как тебе удалось собрать все это?

– Я, знаешь ли, целый год времени зря не терял, – с довольным видом ответил Северус.

Пока гости разглядывали экспонаты, в дверь снова постучали. Профессор открыл, и в доме сразу стало мало места, потому что семейство Уизли явилось в полном составе.

– Северус, что же ты раньше не сказал, что собираешься открыть музей Дамблдора? – спросил Артур, изумленно оглядываясь по сторонам. – Здесь же собрано все! Мы бы помогли тебе в поисках.

– Хотел сделать сюрприз, – насмешливо ответил хозяин музея, – и потом, здесь далеко не всё: я не имел возможности собрать информацию о директоре за границей. Все, что здесь представлено – это то, что мне удалось найти в Англии. Располагайтесь.

Билл и Флер месяц назад отселились от родителей, наконец переехав в новые дома. Они пришли с детьми. Гугон, из-за имени которого было столько борьбы, был, как две капли воды, похож на мать: тряся своими прекрасными золотистыми локонами и надменно озирая всех огромными голубыми глазами, он важно вышагивал, всем видом выражая значимость своей персоны. Зато у Шарля, который унаследовал имя одного из своих французских предков, из-под чепчика виднелись ярко-рыжие волосы: очевидно, он пошел в папу.

Молли держалась поближе к старшему сыну и Флер и даже держала невестку под руку. Очень скоро причина такого поведения стала ясна, так как вошли Рон и Мэнди, и тут же повсюду начали разноситься громкие трели новоиспеченной миссис Уизли, комментировавшей все, что попадалось на глаза. «Уизли нашел свое счастье. Броклхерст – как раз то, что ему нужно. Полная тупица!» – подумал Снейп, вспоминая, как однажды на уроке она чуть не довела его до сердечного приступа.

Потом явилась делегация из Хогвартса и несколько человек из бывшего Ордена Феникса. Профессор МакГонагалл, лично приложившая немало усилий для создания музея, коротко поздравила коллегу с успешным завершением трудов и, рассматривая знакомые и незнакомые вещи, погрузилась в воспоминания. Потом, увидев Ремуса с семейством, она радостно устремилась к ним.

– Ремус, у меня есть к вам предложение. Не знаю, как вы на это посмотрите, но я была бы очень рада.

– Я вас слушаю, Минерва, – любезно ответил Люпин.

– Видите ли, у нас так и нет преподавателя по защите… Несмотря на то, что со смертью Волдеморта проклятия на должности вроде бы как больше нет, мы так и не смогли найти достойного кандидата. Весь этот год защиту вели мы с Северусом, в нагрузку к нашим собственным предметам, поделив между собой курсы. Это очень тяжело, да и никуда не годится. В общем, я предлагаю вам эту должность, – МакГонагал с надеждой посмотрела на Ремуса.

– Я был бы очень рад, конечно, тем более что в данный момент я работаю дворником у маглов, – Ремус грустно улыбнулся, – но вы же знаете, что здесь есть…хмм…небольшие проблемы. Во-первых, ученики. Соотношение занятий и полнолуний. Во-вторых, закон «Об оборотнях».

– Отвечаю на все по порядку, – радостно отозвалась Минерва, видимо, продолжая заранее заготовленную речь. – Насчет полнолуний не беспокойтесь. Я буду давать вам выходные. Тем более, Северус, насколько, я знаю, весь этот год готовил вам аконитовое зелье, – прошептала МакГонагалл, оглядываясь на Снейпа.

– Совершенно верно, – улыбнувшись, подтвердил Люпин.

– Ну вот. Что вам мешает спокойно проводить полнолуния там, где весь вы это делали весь год. В конце концов, Ремус, если вы сумели оградить от опасности в этом отношении вашу семью, то уж оградить учеников будет гораздо проще.

– Ну хорошо. А как насчет министерства? Я не хочу, чтобы из-за меня у вас были проблемы, Минерва.

– О, насчет этого можете не беспокоиться! – гневно воскликнула МакГонагалл, сверкая очками. – Поверьте мне, министерство будет только радо.

– Но как же закон «Об оборотнях»?

– На этот раз они сделают исключение, уж поверьте, – свирепо процедила Минерва, которая при всяком упоминании о деятельности министерства начинала злиться. – Видите ли, никто не хочет идти на эту должность – все по-прежнему боятся проклятия. Думаете, Назус не пытался навязать нам своих перспективных кадров? Еще как пытался, но все они отказались, чему мы безмерно рады. Так что они с руками оторвут любого, кто согласится.

– Ну что ж, если это действительно так, я согласен, – радостно ответил Ремус. О таком он не мог даже мечтать.

В дверь снова постучали. Открыв, Снейп увидел Малфоя и Грейнджер, как всегда в последнее время, нагруженных кипой каких-то пергаментов.

– Здравствуйте, профессор, – хором сказали они, обратив на себя всеобщее изумленное внимание.

– Извините, что так поздно, – оправдывался Малфой, – задержались в офисе.

«Так-так, они уже и на работу вместе ходят, – подумал Снейп и усмехнулся. – Быстро же Грейнджер прибрала его к рукам. Бедный Люциус! – представив физиономию старого друга и бывшего соратника, Снейп рассмеялся, злорадно потирая руки. – А впрочем, так ему и надо».

– Профессор, насчет того дела, – понизив голос, добавила Гермиона, – представляете, у нас все получилось! Мы собрали…

– Мои поздравления, мисс Грейнджер! Не лучше ли будет, если вы поведаете о своих подвигах всем, – перебил профессор, выходя на середину комнаты. – Прошу внимания! – обратился он к гостям. – Мисс Грейнджер хочет сообщить нам приятную новость.

– Дамы и господа, – начала Гермиона, волнуясь и прижимая к груди толстую папку с бумагами, – два месяца назад у профессора Снейпа возникла замечательная идея, которая, однако, тогда казалась неосуществимой. Он сообщил о ней мне и Драко, – на этом месте Рон нервно передернулся, – и мы решили заняться ее воплощением. Итак, мы собрали сто тысяч подписей в поддержку того, чтобы новая улица Хогсмида была названа в честь Альбуса Дамблдора и носила его имя!

Все зааплодировали и заговорили одновременно, а Снейп выразил благодарность мисс Грейнджер и директору «Пожелай-Себе-Дом» за неутомимые труды.

– Чем же вы припугнули министра? – изумилась МакГонагалл. – Помнится, улицу хотели назвать его именем.

– Ну, вообще-то этого хотел мой отец, – смутившись, ответил Малфой. – Но мы, конечно, никогда и ничего не добились бы, если бы не политика министерства. Мы обратились к их же оружию – ведь все это время, особенно после рождественской конференции, имя Дамблдора было у них очередным знаменем правительственного курса, в том числе и строительного.

– Поэтому, когда мы привлекли к делу внимание общественности и прессы, собрали подписи, Назусу ничего не оставалось, как согласиться, – закончила рассказ Гермиона.

– О да, теперь он, несомненно, жалеет, что сделал ставку на имя Дамблдора в своей рекламной кампании, – ехидно вставил Снейп.

Компания зашумела, на все лады костеря Пигги, но тут послышался ясный голос Мэнди.

– И почему вы такой злой, профессор? – поинтересовалась она, укоризненно глядя на Снейпа своими наивными глазами. – Ну ничего, – прибавила она, дружески хлопнув бывшего преподавателя по плечу, от чего тот с ужасом отскочил на другой конец зала, – ничего, это вы еще молодой. Вот постареете – будете добрее. Все с возрастом добреют, – глубокомысленно прибавила Мэнди, – раньше вы были еще злее, я помню.

– Некоторые люди позволяют себе рассуждать о вещах, в которых ровным счетом ничего не понимают, да еще и в непозволительном тоне, – прошипел Снейп, наградив Мэнди уничтожающим взглядом.

– Правда?! – Мэнди еще чаще захлопала ресницами. – Неужели есть такие люди? – с удивлением спросила она. – Никогда не встречала…

Снейп не нашелся, что ответить, а Рон поспешил увести жену подальше. «О Мерлин! Похоже, я недооценил сокровище, которое досталось Уизли, – еще не придя в себя, с ужасом подумал Северус. – Такое я не пожелал бы даже ему».

– Ну что ж, я думаю, больше никто не придет, – сказал наконец хозяин музея. – Приглашаю всех к столу, – сконфузившись, прибавил он и направился в другую комнату.

Но тут в дверь снова постучали. Недоумевая, кто бы это мог быть, профессор открыл дверь. На пороге стоял высокий молодой человек в дорожном плаще. Неуверенно переминаясь с ноги на ногу и сутулясь под тяжестью огромного чемодана, он смотрел на бывшего преподавателя и врага каким-то странным взглядом, в котором читалась внутренняя борьба.

– Поттер? – обретая дар речи, воскликнул Снейп.

«Только не это! – лихорадочно проносилось у него в голове. – Значит, я был прав. Самые худшие мои подозрения оправдались. Это он живет в доме № 9!» Когда неделю назад профессор увидел из окна Поттера, входящего в соседний дом, он еще надеялся, что, может быть, тот пришел в гости к Уизли, ведь на собрания являлся всегда Рон. Но уже тогда его начали мучить сомнения. Теперь ему все стало понятно. «О нет, только этого мне не хватало!» – с ужасом подумал Северус.

– Здравствуйте, п-профессор, – выговорил Поттер глухим голосом и зашел в комнату, решительно поставив на пол громадный чемодан.

– Добрый день, Поттер, – ответил Снейп, а в голове мелькали панические мысли: «Зачем он приволок чемодан?? Он что, собрался здесь жить?!» – в полном затмении предположил профессор, во все глаза глядя на бывшего ученика.

– Профессор, – Поттер решил перейти прямо к делу, – я принес материалы для вашего музея. Здесь все, что я собирал весь этот год… – прибавил он и, поколебавшись несколько секунд, протянул Снейпу свой тяжеленный чемодан.

– Спасибо, Поттер, – сдавленным голосом проговорил профессор, не веря своим ушам и изумленно глядя то на приобретенное сокровище, то на его дарителя. – Проходите.

Гарри поведал всем, как после той жуткой конференции он сказал себе, что должен во что бы то ни стало ради памяти Директора сделать все, чтобы узнать правду о нем и его жизни и рассказать эту правду другим. Для этого он посетил множество стран, поговорил с людьми, которые его знали, изучил все английские и иностранные архивы. Узнав из «Ежедневного пророка», что прямо по соседству с его домом открывается музей памяти Альбуса Дамблдора, он решил передать все свои материалы сюда, чтобы они были доступны всем желающим.

– Но мне тоже нужно будет все это, – прибавил Гарри, глядя на Снейпа и на свой подарок, – я начал писать книгу о Директоре.

– Разумеется, Поттер. Располагайте своими материалами, как хотите, – весело ответил профессор: последнее заявление Поттера порядком его насмешило. – Хотел бы я почитать вашу книгу.

– Молодец, Гарри, – сказал, подойдя, Люпин, – это был очень благородный поступок. Но главное, – тихо прибавил он, – молодец, что смог выбраться… – Гарри понимающе посмотрел на него. – Я горжусь тобой.

– Ну что ж, теперь, я думаю, пришло время вспомнить, для чего мы здесь собрались, – неестественным голосом произнес Снейп: пафосные речи никогда не удавались ему. – Мы собрались здесь, – повторил он, – чтобы почтить память человека, который при жизни…и после смерти, – тихо прибавил он, – делал для нас все… – он запнулся, – делал все, чтобы мы были счастливы и продолжали жить дальше… – Северус замолчал, все остальные тоже безмолвствовали.

– Спасибо, Северус, – вдруг прервал повисшее молчание знакомый голос. – Признаться, трудно было с вами, ребята. Но все не так плохо, как должно было быть на самом деле! – и Директор улыбался со всех своих портретов.

@настроение: осенне-падучее ))

@темы: ГП, фанфег, творчество

---

Недвижимость, глава VIII

Draco dormiens nunquam titillandus

Все вернулось на круги своя, молодые опять поселились в семействе Тонкс — и, надо заметить, вовремя. В конце февраля завершался шестой месяц беременности Нимфадоры, а это значило, что с марта будущая мама прекращала работу. Новый указ министерства сократил пособие для беременных до 15 галеонов, а Ремус продолжал работать дворником у маглов. Платить за квартиру при таком раскладе было нечем. Жизнь с родителями, как известно, имеет свой неповторимый колорит, но после всего пережитого она уже не причиняла столько боли и страданий: и не такое видывали.

Зима близилась к концу. Под теплыми лучами весеннего солнца таял последний снег — вместе с надеждой на собственный домашний очаг. Люпины каждый день наведывались в «Пожелай-Себе-Дом», где секретарша отвечала, что все вопросы в компетенции директора, но последнего никогда не было на месте. Пару раз Люпинам встретился Люциус Малфой, выговаривавший секретарше по поводу безответственности их администрации. Как-то вечером в конце рабочего дня директора случайно все-таки удалось поймать. Дольщики, обязанные в течение года делать ежемесячные взносы, принесли деньги и к удивлению получили положительный ответ на свой избитый вопрос.

– Мистер Малфой, к вам посетители, – доложила ведьма.

– Казильда, меня нет, – недовольно протянул знакомый голос, но было поздно – супруги вошли в кабинет.

Вид директорского кабинета производил гнетущее впечатление: мрачный и холодный, он казался еще темней из-за каменного пола и отделанных серым камнем стен. Тяжелые шторы поглощали уличный свет, и только яркий огонь в камине немного оживлял и согревал пространство. Бледный молодой человек с тонкими чертами лица отвлеченно крутил в руках песочные часы.

Драко окинул взглядом клиентов, вяло усмехнулся, узнав знакомые лица, и безразличным тоном, словно отбывал какую-то повинность, задал дежурный вопрос:

– Что вам угодно?

– Нам угодно знать, когда ваша компания построит обещанное жилье, – пояснил несколько удивленный Ремус. – По договору вы обязаны были закончить строительство еще в прошлом году.

Пока Казильда пересчитывала и сортировала деньги, Драко, продолжая обреченно следить за часами, скривил губы и процедил:

– Никогда. Мы заберем ваши денежки и свалим! – невесело хохотнул молодой человек, издеваясь над бывшим профессором. Секретарша застыла и с ужасом посмотрела на шефа, который продолжал шутить. – Все так делают, а мы что, самые честные? Всего хорошего, рабочий день закончен.

– Зная вашего отца, вряд ли кто-нибудь заподозрит вас в честности, – парировал Люпин.

Малфой вспыхнул, но ответить не успел: в этот момент из камина вышел Люциус.

– Что ты здесь делаешь? – раздраженно спросил он. – Когда ты нужен на работе, тебя сюда не заманишь, а сегодня, в этот важный день, которого я так долго ждал, тебе вдруг приспичило сидеть сверхурочно.

– Пришлось. Клиенты задержали, – небрежно бросил сын.

Люциус, заметив посетителей, энергично объяснил, что рабочий день закончен, и попытался выпроводить их.

– Вы не выполнили свои обязательства, и мы по условию договора требуем возврата денег с надлежащей компенсацией, – настаивал Люпин.

– Не переживайте, все будет исполнено в лучшем виде в кратчайшие сроки. Надеюсь, вы понимаете, что денег вам никто не вернет? – многозначительно пообещал Малфой.

– В таком случае мы обратимся к закону.

– Вот это правильно! – весело одобрил Люциус. – Только учтите, что наша компания имеет прекрасные связи в министерстве, чего нельзя сказать о вас. Помнится, по новому указу нашего дальновидного министра, – он угрожающе понизил голос, – оборотни вообще вне законов человеческого общества. Поэтому советую непременно прибегнуть к помощи министерства. Желаю удачи! – и он проводил визитеров за дверь. – Немедленно идем, они уже пришли!

Драко медленно поднялся с кресла, переложил несколько раз свитки на столе, поправил перья, чернильницу.

– Хватит возиться, – не выдержал Люциус, – ты ведешь себя безответственно.

Отец подтолкнул сына к камину, тот нехотя вошел под свод и исчез в зеленом пламени.

– Мистер Малфой, – обратилась секретарша, – ваш сын говорит клиентам такие вещи! Намекает на то, что мы нарушаем договор и обманываем вкладчиков.

– Глупый мальчишка! Рубит сук, на котором сидит. Неужели он догадывается о наших делах?.. Казильда, – промурлыкал Люциус, – присматривай за ним.

– Да, мистер Малфой. И возьмите деньги, – она протянула увесистый мешочек.

* * *

Родовой замок Малфоев блистал великолепием. В празднично украшенном зале тихо играла музыка, и Нарцисса Малфой в одиночку развлекала гостей. По лестнице спустился сияющий Люциус, следом за ним с кислой миной плелся его сын.

– Ну наконец-то! Мы уже заждались, – краснолицый волшебник мощного телосложения схватил Драко за плечи и хорошенько тряхнул. – Миллисента, полюбуйся на своего жениха. Я же обещал, что добуду его для тебя! – он грубовато подтолкнул юношу к своей дочери.

– Мальчик слишком много работает, – заботливо заметил Люциус. – Нужно беречь себя. Я все время говорю ему об этом.

– Трудолюбие для молодого человека весьма похвально. Есть, кому продолжать твои дела, Люциус. Мне с этим сложнее.

– Надеюсь, в скором времени наши дела будут общими.

– Разумеется. Для чего нам богатство, если не для того, чтобы передать его детям.

– О да.

Люциус долго ждал этого вечера. Для своего единственного сына он нашел лучшую партию: Миллисента Булстроуд происходила из чистейшего рода волшебников, а ее отец был не только богат, но и пользовался особым расположением нового министра. Он чутко уловил направление «нового курса» и удачно попал в струю. Драко, напротив, пытался оттянуть помолвку, как только мог, и теперь, когда этот момент все-таки настиг его, испытывал непреодолимое желание провалиться сквозь землю. Он не видел Миллисенты больше года. Она и раньше не отличалась ни красотой, ни изяществом, ни деликатностью манер, но, встретив ее сегодня, жених вздрогнул. Всегда крупная и упитанная, юная леди, кажется, еще выросла и раздалась вширь, маленькие глазки совсем потерялись на пухлом лице, а ко второму подбородку добавился третий. Невеста проворно подхватила свой трофей и потащила подальше от гостей.

– Мог бы придти пораньше. Я уже ревную тебя к работе, – кокетливо сказала Миллисента, надвигаясь всей своей массой на жениха, каким-то образом оказавшегося без путей к отступлению. Будучи на несколько дюймов выше и раза в два шире, она явно имела преимущество.

– Терпеть не могу работу, но приходится думать о будущем, – Драко поморщил нос с отвращением, вызванным то ли воспоминанием о работе, то ли мыслями о будущем, то ли запахом пирожков, вплотную придвинувшимся к нему.

Мелодично зазвенели колокольчики, приглашая гостей в трапезный зал. Воспользовавшись секундным замешательством невесты, Малфой-младший выскользнул из ее объятий и поспешил к столу в гущу гостей. За ужином Драко почти не ел: его преследовал навязчивый запах пирожков, локализовавшийся совсем рядом. Он старался не смотреть в ту сторону, не смотреть на гостей, а внутри все тряслось и просилось вывернуться наружу. Кое-как высидев ужин и пережив светские беседы в каминном зале, во время которых он не спускал глаз с невесты, избегая давешней оплошности, Драко вышел провожать гостей. Родители застряли на террасе перед домом, рассыпаясь в любезностях, а он нетерпеливо поспешил к выходу, потеряв бдительность от близости скорого конца этого кошмара. Вдруг цепкие руки схватили его за шиворот и увлекли под сень деревьев. Не успев опомниться, он оказался прижатым к дереву пышными формами Миллисенты (хотя в данном случае понятие «формы» слишком далеко от действительности, и речь может идти только о «степени»).

– Как они милы! – восхитилась миссис Булстроуд, заметив эту сцену в саду.

Простившись, наконец, с гостями и почти родственниками, Люциус сиял от счастья:

– Все прошло отлично! Сын, о таком прекрасном будущем для тебя я даже не смел мечтать.

Драко тошнило, голова кружилась, хотелось орать и плакать, хотелось что-нибудь разбить, сбежать и никогда не возвращаться.

– Я полетаю, – сплюнув, он схватил метлу и понесся, куда глаза глядят.

– Что на уме у этого мальчишки? Такой ответственный момент, а ему только бы на метле гонять, – покачал головой отец.

* * *

Люпин прекрасно знал, что Малфой прав, и никакие жалобы властям не решат проблем молодой семьи, но только обернутся новыми несчастьями. Положение казалось безвыходным и оставалось ждать милости застройщиков. Но непредвиденные обстоятельства внезапно повернули течение жизни совсем в другое русло. В самом начале марта Люпины получили странное письмо:

«Уважаемые Ремус и Нимфадора Люпин!

ПОЛИП приглашает Вас на собрание вкладчиков в контору строительной компании «Пожелай-Себе-Дом» 4 марта в 18.00 для выяснения некоторых вопросов с застройщиком.

Президент ПОЛИПа».

– Что бы это могло быть? Что еще за ПОЛИП?

– Не знаю. Наверное, придумали новую игру, чтобы тянуть время и морочить голову досаждающим вкладчикам. Не все же они оборотни.

Несмотря на глубокий пессимизм, дольщики явились в контору раньше срока. Как ни странно, в приемной их встретила Гермиона:

– Профессор! Тонкс! Ой, извини, Люпин, – складка между бровей слегка разгладилась, и ее усталые глаза на мгновение оживились, – проходите в зал заседаний.

– Гермиона, объясни, что здесь происходит?

– Полный беспредел, – пробурчала недовольная Казильда, разбирая бумаги на своем столе.

– Подождите, скоро я все объясню, – многозначительно пообещала Гермиона.

В этот момент в приемную вошел Рон Уизли. Его крепко держала под руку миловидная девушка с русыми, слегка вьющимися волосами, собранными в строгий пучок на затылке. Несмотря на крепкое сложение, она напоминала птенца, то ли благодаря длинной тонкой шее и широко распахнутым глазам, то ли из-за наивного и немного детского выражения лица. Люпин узнал в ней свою ученицу. Кажется, ее звали Мэнди Броклхерст.

– Рональд Уизли? – глаза Гермионы гневно сверкнули, а брови вновь сдвинулись. – Если мне не изменяет память, я тебя не приглашала.

– Здравствуйте, – с приветливой улыбкой сказала Мэнди красивым поставленным голосом.

– Если память тебе действительно не изменяет, я к тебе в гости не хожу, – грубо огрызнулся Рон и, протянув конверт Казильде, вежливо объяснил, – я пришел вместо Поттера. К кому мне обратиться?

– К ней, – секретарша нервно махнула рукой в сторону Гермионы.

– Ты, наконец, бросила учиться? Что, Малфои много платят? – ехидничал Рон.

– Не жалуюсь. Где Гарри?

– Мы пришли на собрание вкладчиков, – объяснила всем Мэнди.

– А он что, тоже с тобой не общается? – наступил Рон на больную мозоль (по правде говоря, после того, как Гарри по совету Гермионы продал дом Сириуса и поселился в семействе Уизли, она вообще ни с кем не общалась). – Ты, как я вижу, выбилась в начальницы, быстро же у некоторых это получается!

– Я талантлива. Проходите в зал заседаний.

– Какая нескромная девушка, – укоризненно заметила пассия Рона, хлопая ресницами.

Рон, галантно расшаркавшись в дверях, что выглядело в его исполнении весьма комично, сопроводил смутившуюся Мэнди в зал.

– Где Гарри? – поинтересовался Люпин, невольно слышавший разговор старых друзей.

– Уехал за границу. Не знаю толком, чем он занимается – говорит, дела. Мы и этому рады, все-таки нашел себе занятие. После полугодового затворничества Гарри озадачился какими-то идеями-фикс. Бегал по библиотекам, сидел в архивах, встречался с разными людьми. А дома все что-то пишет, и прячет, когда заходишь в комнату. Теперь вот за границу подался.

– Гарри с нового года жил в Норе, – многозначительно пояснила Мэнди.

– Смотрите, Билл уже тут, – показал Рон на рыжую голову брата.

В зале заседаний собралось человек двадцать, и вновь прибывшие участники подсели к семейству Уизли.

– Вы тоже попались на эту удочку? – спросила Флер. – У меня на Г’одине такое безобг’азие пг’осто невозможно.

Флер была на последнем месяце беременности. Ее прекрасные глаза, обращенные куда-то вовнутрь, излучали удивительный свет и покой, а движения, слегка замедленные, но от этого подчеркнуто грациозные, придавали ей особенное очарование.

– Тех, кому не нравятся наши исконные традиции, – взметнулась Мэнди, – никто не приглашал на нашу Родину!

– Ваша Мэнди ведет себя по-хамски. Мне это изг’ядно надоело, – высокомерно обратилась Флер к мужу и особенно к Рону, совершенно игнорируя присутствие Мэнди. – Объясните ей, как себя вести в пг’иличном обществе, – и она плавно развернулась к Нимфадоре.

– Флер надеялась родить в новом доме, – пояснил Билл.

– Мне бы тоже хотелось, – призналась Нимфадора, – мы доставляем родителям слишком много хлопот.

– Вы тоже живете у г’одителей?! О!! – Флер закатила глаза, обнаружив подругу по несчастью, и обрушила на нее все, что собирала почти два года.

– Я, между прочим, – опять невпопад вставила невеста Рона дрожащим от слез голосом, – не только их, но и твоя Мэнди.

Флер не удостоила внимания свою потенциальную родственницу, а Билл завел разговор с Ремусом.

– Рон, милый, она почему-то считает себя лучше других, – обратилась Мэнди за поддержкой, – это неправильно.

Рон не нашелся, что ответить и, обняв невесту, шептал ей какую-то утешительную чепуху. Вообще Мэнди была весьма своеобразной девушкой. Несмотря на открытость, беззлобие и чистосердечность, с ней было очень сложно общаться. Она утверждала такие банальные вещи, на которые нечего было ответить, и беседа сводилась к бесконечному «да, ты, безусловно, права».

В зал вошла Гермиона с раздраженной Казильдой.

– Уважаемые вкладчики! – сурово и решительно обратилась Гермиона. – Мы все отдали свои сбережения в «Пожелай-Себе-Дом», продолжаем выплачивать ежемесячные взносы и соблюдаем все пункты заключенного договора, чего нельзя сказать о руководстве строительной компании. Я считаю, что далее терпеть пустые обещания не имеет смысла. Если мы не восстановим свои имущественные права и не принудим застройщиков выполнить обязательства, нашими деньгами будут бессовестно пользоваться, а мы останемся ни с чем. Поэтому предлагаю всем вступать в Правозащитную организацию ликвидации имущественного притеснения, сокращенно ПОЛИП. Вместе нам легче будет добиться успеха.

– Что ты предлагаешь? Как заставить их считаться с нами? Что мы можем сделать? — раздались со всех сторон взволнованные голоса.

– В первую очередь, я считаю, нужно открыто поговорить с руководством… — продолжала излагать свой план Гермиона.

– Как? Его никогда нет на месте! — послышалось со всех сторон.

– Казильда написала директору, объяснив, что в его интересах явиться на это собрание, – ее безрадостные глаза сверкнули недобрым огоньком, а секретарша недовольно передернулась, – и он обещал прийти. Во-вторых, я детально изучила магическое законодательство по интересующему нас вопросу и наш договор со строительной организацией. В случае необходимости обратимся в судебные инстанции Визенгамота, а также подключим общественность через публикации в печати. В-третьих, планируется объединение с вкладчиками, обманутыми другими строительными компаниями...

В этот момент двери резко распахнулись, и в зал ворвался Люциус Малфой. Через мгновение он оказался рядом с Гермионой и в свойственной ему манере с налета брать противника на испуг повышенным тоном потребовал отчета.

– Что здесь происходит? Как вы посмели вломиться в мой офис и устроить здесь какое-то сборище? Все вон!

– Где директор? – твердо спросила Гермиона.

– Чтоо? – он уничижающе посмотрел на нее. – Это еще что? – Люциус с высоты своего роста навис над Гермионой. – Вторжение маглов-малолеток?

– Я спрашиваю, – отчеканила она, – где директор строительной компании и кто допустил на собрание посторонних лиц?

Малфоя душила бессильная ярость от наглости этой грязнокровки, от того, что она не боится, и особенно от того, что труднее всего вынести – от правды. Он действительно был посторонним лицом в этом деле. После освобождения из Азкабана Люциус верно поймал министерский ветер и организовал строительство, однако понимал, что выступать от своего имени рискованно. Первое время пришлось изображать жестоко пострадавшего больного, чья вменяемость вызывала сомнения, а его темное прошлое пугало не только клиентов, но и более влиятельные круги. Поэтому формально контору возглавил его сын, а отец осуществлял реальное руководство.

– Я его заместитель и не потерплю оскорблений в свой адрес! Казильда, принеси Иммунную грамоту.

– Передайте директору, что мы в массовом порядке подаем жалобу в суд. Вы обязаны либо вернуть наши деньги в двойном размере, либо закончить строительство в течение месяца, выплатив компенсацию в размере 10% от стоимости жилья за каждый месяц просрочки.

Казильда подала Малфою фиолетовый свиток, тот взял документ и небрежно протянул Гермионе. Девушка прочла пергамент. Она молчала и, поджав губы, уставилась куда-то в пустоту. Тот, кто не знал Гермиону, подумал бы, что она подавлена и повержена, но ее друзья, узнав решительный и грозный взгляд, сразу поняли – у нее появилась ЦЕЛЬ.

– Полагаю, все вопросы исчерпаны? Можете расходиться, – и Люциус, грациозно отвесив шутливый поклон публике, направился к выходу.

Казильда, гордо подняв голову, засеменила вслед за шефом. Уходя, победитель заметил темную фигуру в дальнем углу зала, мрачно наблюдавшую за происходящим.

– Ты тоже здесь? Очень кстати. Давно хочу сказать, чтобы ты бросил свое бестолковое занятие и перестал забивать голову моего сына всякой чепухой. Он тебя в грош не ставит и терпит из вежливости.

Снейп кисло скривил губы и, не удостоив ответа, проводил Люциуса скептическим взглядом.

– Что в грамоте? – интересовались вкладчики.

– Министр освобождает «Пожелай-Себе-Дом» от всякой ответственности перед законом и от любого финансового контроля в обмен на «неоценимые услуги Отечеству» (интересно, какие?). Все вопросы, связанные с деятельностью компании, находятся в личном ведении министра. Подписано Люциусом Малфоем и Пигмалионом Назусом.

– И что дальше? – вызывающе спросил Рон.

Зал взволновался, отображая разнообразную гамму чувств, однако можно констатировать, что преобладали пораженческие настроения.

– Должен быть какой-то выход, и мы обязаны его найти, – Гермиона напряженно думала.

– Все бессмысленно, – обреченно вздохнула дама в вишневой мантии.

– Бороться с министром – все равно, что против ветра плевать, – кряхтел пожилой волшебник с тростью.

– Ничего дг’угого я и не ожидала. В этой стг’ане совсем не чтят закон.

– Да что тут думать? – нетерпеливо воскликнул Рон. – Надо собраться всем вместе и набить этому Малфою морду! Заодно и второму тоже.

– Ничего более умного, Уизли, я от вас не ожидал, – не выдержало темное пятно на галерке.

– Рон, как ты не понимаешь, это только сыграет на руку нашим противникам, — Гермиона посмотрела на Рона взглядом, выражающим жалость к его непроходимой тупости.

– Ты много понимаешь, – обиделся тот. – Собрала кучу народу, сама не знаешь, зачем. Наверное, чтобы дать возможность этому высокомерному болвану поиздеваться над нами, – никак не унимался Рон. – Интересно, тебе за это хорошо платят, или ты решила заменить им Добби?

– Да заткнись ты! Мешаешь думать.

– Как тебе не стыдно так грубо разговаривать, – вмешалась Мэнди. – Ты же девушка, а ругаешься, как уличная торговка.

Гермиона, сдержав порыв гнева, высказала свои соображения.

– Я думаю, что Малфой ведет грязную игру, и министерский Иммунитет еще раз это доказывает. Если мы покопаемся в документах нашей строительной компании, то непременно найдем, за что зацепиться.

– Я мог бы проследить за финансовыми операциями, – предложил помощь Билл.

– Отлично, — обрадовалась Гермиона.

– Мы же нарушим иммунное право, — возразил волшебник с тростью.

– Есть предложения получше, господа? — Гермиона обвела взглядом зал.

– Путь тупиковый. Если нам удастся раздобыть информацию, мы не сможем ею воспользоваться, – рассуждал Ремус. – Малфой непременно даст делу законный ход, задействует все свои связи, и нас будут судить как опасных бунтовщиков, покусившихся на власть министра.

– Если нас не заточат в Азкабан, то обложат такими штрафами, которые мы не выплатим за всю жизнь.

– Это несправедливо, – Мэнди смотрела на Гермиону своим неизменным ясным взглядом, не омраченным сомнениями в собственной праведности.

– Я покопаюсь в законах – может, удастся найти какой-нибудь повод нарушить иммунитет, — взгляд президента ПОЛИПа становился все более сосредоточенным.

– Вряд ли! Все равно мы будем крайние! — загалдели вкладчики со всех сторон.

– Ха, повод всегда можно найти, – раздался смешок с последнего ряда.

– У Вас есть предложение, профессор? – с надеждой спросила Гермиона.

– Если бы и было, вряд ли я стал бы с вами делиться, – ретировался Снейп.

– Сложность нашего положения состоит в том, – вмешался Люпин, – что, если аферы «Пожелай-Себе-Дом» откроются общественности, Назус бросит Малфоев на съедение публике, устроит показательный суд и что-то в этом роде…

– Вечно вы, профессор, всех жалеете! – выкрикнул Рон. – Лично я многое бы отдал, чтобы эти надменные твари получили, наконец, по заслугам.

– Дело не в жалости, Рон. Как ты думаешь, кому достанутся конфискованные у мошенников деньги, и кто будет достраивать наши дома? – спросил Ремус, поворачиваясь к Рону и Мэнди.

– Наш министр восстановит справедливость, – заверила Мэнди, сама того не подозревая, ответив на вопрос Люпина.

– Вы правы, профессор. Если мы завалим Малфоев, то уже никогда не увидим ни наших денег, ни жилья, – согласилась Гермиона.

Покружив еще немного в замкнутом кругу неразрешимых вопросов, собрание начало расходиться. В приемной Ремус столкнулся со Снейпом. Профессор пребывал уже не в столь плачевном состоянии, в каком мы покинули его более полугода назад: он получил работу в Хогвартсе и внешне выглядел вполне оправившемся от жестоких потрясений и утрат.

– Северус, не ожидал тебя здесь увидеть.

– Бред какой-то! Я догадывался, что это странное собрание никак не связанно со строительством дома, но эта комедия превзошла все мои ожидания. Я попал в студенческий клуб игроков в тайные общества, – кисло процедил Снейп.

– Мне показалось, Северус, тебе что-то известно о Малфоях, – осторожно спросил Ремус.

– Надо же было так выставиться на посмешище! Явиться на митинг любителей поумничать (как всегда весьма неумело)! – не унимался Снейп.

– Ты ведь что-то знаешь…

– Я не намерен это обсуждать, – отрезал Снейп.

– Дело твое, – пожал плечами Люпин. – Ты ни разу не говорил, что решил обзавестись жильем.

– Это была не моя идея, – уклончиво заметил Снейп.

– Очень хорошая идея. У человека должен быть дом.

– Дамблдор тоже так счита... – он осекся, но потом, пережив какую-то внутреннюю борьбу, не сдержавшись, добавил, – МакГонагалл нашла среди бумаг Директора завещание. Он оставил мне часть своих сбережений, – Северус не мог скрыть радость. – А тебе он ничего не оставил? – подозрительно поинтересовался он.

– Нет.

– Я так и думал… – глаза профессора блеснули самодовольным огоньком.

– Рад за тебя. Но, боюсь, все наши сбережения канули в бездонном кошельке Малфоя.

– Это мы еще посмотрим, – злобно буркнул Северус.

– И так все видно. Вряд ли Гермионе удастся найти изъяны в их обороне, – продолжал гнуть свою линию Ремус.

– Где уж ей, – усмехнулся зельевар, – хотя задачка решается очень просто, если учесть, что Люциус не занимает никакой официальной должности в компании.

* * *

Прошел март и наступил апрель, а в жизни Люпинов ничего не изменилось. Нимфадора больше времени проводила дома, погруженная в то особое состояние, доступное только женщинам, когда в одном теле живет две души. Кажется, что ешь, спишь и даже дышишь не только и не столько для себя, а для другого, еще незнакомого, но уже родного и любимого человека; что жизнь твоя больше не принадлежит тебе. Появляются новые черты характера, и до конца не ясно, в чем причина перемен: в особом составе гормонов, или это она — та юная, но цельная душа — дает о себе знать. Из недр сознания всплывают детские кризисы, которые были старательно забыты, но возвращались в виде ночного бреда, открываются необычные способности и закрываются обычные. Нимфадора абсолютно утратила не только дар метаморфа, но и способности к анализу, синтезу, логическую память. Зато избавилась от двух ночных кошмаров и приобрела фотографическую память: она могла дословно воспроизводить любой текст, когда-либо виденный ею, точно сказать, где лежат утерянные вещи, описать любую картинку в мельчайших деталях.

Ремус, кроме работы у маглов, активно включился в деятельность ПОЛИПа. Информация, сообщенная Снейпом, оказалась бесценна, и заговорщики интенсивно занялись шпионской деятельностью. В середине апреля они были готовы к решительным действиям.

Администрация компании больше не удостоила вкладчиков вниманием, и потому в восьмом часу вечера в холл старинного замка Малфоев зашла группа посетителей и потребовала директора «Пожелай-Себе-Дом».

– Немедленно уходите, – поджав губы — точь-в-точь теща Ремуса! — ответила хозяйка. – Вы явились без приглашения, и в этом доме никто не будет с вами разговаривать.

– Мы никуда не уйдем, пока не выясним всех интересующих нас вопросов, – грозно заявила пышноволосая девушка с безжизненными глазами, – располагайтесь, господа. А вам советую поскорее позвать сына, чтобы сберечь свое и наше время, – заявила она Нарциссе.

– Неслыханно! Я сейчас же сообщу мужу, – и миссис Малфой грациозно поплыла по лестнице.

– Что же вы прячете от нас своего сыночка? Или он дрожит от страха? – кричал вдогонку Рон.

– Не суди по себе, Уизли, – раздался голос за спиной Рона. – Что это за паломническая процессия? – Драко вошел в боковую дверь и, сбросив плащ, смотрел исподлобья на публику, похлопывая волшебной палочкой о ладонь.

– Мы пришли предложить тебе сделку: если ты построишь наши дома в течение месяца и выплатишь положенную компенсацию, мы не будем разглашать твоих финансовых махинаций, – Гермиона впивалась взглядом в его серые глаза.

– Я тебе тоже предложу сделку, Грейнджер, – насмешливо процедил Малфой, – если вы немедленно уберетесь, я, так и быть, сделаю вид, что вас здесь не было. В противном случае участь ваша незавидна.

– Прекрасно! Я тебя предупредила. Мы уже нашли издателя, согласившегося взорвать эту бомбу. Вот обрадуется министр, когда узнает о твоих аферах за его спиной, а особенно о том, что он сам имеет к ним прямое отношение, – Гермиона резко развернулась и направилась к выходу.

– Нечего меня запугивать! Плевал я твои статейки! — злобно прищурившись, прошипел Драко.

– Помолчи, Драко. В чем дело? – хозяин дома, явно уже знавший ответ на свой вопрос, словно пантера, в несколько шагов преодолел лестницу и требовал у гостей объяснений.

– Вас это абсолютно не касается, – с расстановкой ответила Гермиона, провоцируя Люциуса.

– Вот как?! Ворвались в мой дом, и думаете, это сойдет вам с рук? – наступал хозяин.

– Мы уже уходим, – «Отлично, он попался», – подумала Гермиона, сверля Малфоя вычисляющим взглядом.

– Отчего же? Теперь я вас приглашаю остаться и изложить свои вопросы и предложения, – Люциус любезно улыбался, его глаза блестели из-под опущенных век.

Доброжелательность Малфоя пугала больше, чем его гнев, и посетители, озадаченные столь разительной переменой в настроении хозяина, нерешительно топтались в дверях.

– Нарцисса, распорядись подать чай, а ты, Драко… – тут отец шепнул что-то сыну, и тот, довольно усмехнувшись, вышел.

– Итак, – торжествующе произнес хозяин, – я слушаю вас.

Активисты ПОЛИПа, приготовившиеся биться, растерянно молчали.

– К вам у нас вопросов нет. Мы пришли поговорить с директором, – «Или мы попались?»

– Не стоит дерзить, э-э… мисс Грейнджер? – небрежно уточнил Люциус. – Я пытаюсь помочь вам, – отечески пристыдил он президента ПОЛИПа.

В зал вошел Драко и кивнул отцу.

– У нас есть достаточно компромата, чтобы испортить вам жизнь…

– О, это не ново, — заметил Люциус, блаженно улыбаясь. — Кто только не пытался это сделать…

– Но мы не сделаем этого, если «Пожелай-Себе-Дом» выполнит все свои обязательства в течение месяца.

– Мы, несомненно, выполним все наши обязательства, – умильно заверил Малфой, – но, боюсь, через месяц для вас это будет уже не актуально. Прошу к столу, – учтиво предложил хозяин.

«Он зачем-то тянет время. Это ловушка. Медлить нельзя!» – быстро соображала Гермиона.

– Если Вы рассчитываете на Иммунную грамоту, то она недействительна! – мисс Грейнджер пошла в наступление.

– ЧТО? — Люциус словно очнулся и с ужасом оглядывал непрошеных гостей, лихорадочно прикидывая, что им известно.

– Договор с Назусом подписал некий Люциус Малфой, который не числится в компании даже дворником, – она выкатывала тяжелую артиллерию. – Мы изучили вашу финансовую деятельность, – выпалила Гермиона, выхватив стопку новеньких фолиантов из рук Билла, – и думаем, что министр прочтет это с большим увлечением.

Люциус побледнел.

– Объясни мне, почему мы должны терпеть этот сброд? – вмешался Драко.

– Сейчас же пошли сову, все отменяется! – прошипел отец сдавленным голосом. – Все вон из моего дома!

– Ты их отпустишь просто так, после всего, что они устроили? – возмутился сын.

– Немедленно пошли сову! – взревел отец. – Ав… А вы – убирайтесь! – он яростно сжимал волшебную палочку, с трудом удерживаясь от искушения пустить ее в ход.

– Держи, – Гермиона вручила Малфою-младшему свой груз.

Глаза Люциуса алчно блеснули, но радость его была недолгой.

– Это копии. Изучай на досуге, господин директор. Мы даем тебе три дня.

Посетители вышли. Люциус провел рукой по лбу и упал в кресло. Его сын, погруженный в свои мысли, прошелся по комнате, резко развернулся, видимо, на что-то решившись и, глядя отцу в глаза, медленно произнес:

– А теперь объясни, чем ты занимаешься за моей спиной.

– Перестань, Драко, – небрежно бросил он, – с каких это пор ты стал слушать вонючих грязнокровок?

– Отвечай, отец, я хочу знать. Ты испугался, я видел. Ты втянул меня в это дело, а сам, как всегда, ведешь какие-то игры.

– Как ты со мной разговариваешь? Ты слушаешь весь этот сброд, а мои слова для тебя – пустой звук?! Я забочусь о твоем благе, я делаю все, чтобы ни ты, ни твои дети никогда не уподобились тем, кто вломился сегодня в наш дом! – Люциус начинал терять терпение. – Я ТВОЙ ОТЕЦ!

– Мой отец, но не я! – ключевая фраза сработала, и Драко словно прорвало. – Это моя жизнь, я хочу жить своей жизнью! Ты всю жизнь указывал, как мне жить и что делать, ты выбирал мне друзей… ты отбирал книги, которые я читал ночью под одеялом, потому что они не попали в утвержденный тобою список! Теперь ты выбрал мне работу и подсунул эту каракатицу Булстроуд, чтобы получить деньги ее отца для своих махинаций!!! – Драко дрожал всем телом и задыхался, ему хотелось кричать, но спазм сковал горло, и вместо крика в отца летел поток сдавленного хрипа. Люциус вскочил и, сжимая кулаки, решительно двинулся на сына. Его обезумевшие глаза заволокла белая пелена, узкие губы исчезли, обнажив крепко стиснутые зубы. Он подошел вплотную к Драко и, почти касаясь его лица, процедил, скрипя зубами:

– Я сказал, и ты будешь делать то, что я сказал, потому что Я – ТВОЙ ОТЕЦ! – последнюю фразу Малфой выкрикнул с бешеным неистовством и изо всех сил так ударил кулаком по стоявшему рядом столику, что тот подкосился и упал. Драко не шевелился. В его груди все сжалось (так бывало всегда), в висках стучало, нижняя челюсть тряслась. Не отводя взгляда, он смотрел исподлобья на взбесившегося отца и дрожащим голосом (он ненавидел себя за эту дрожь) медленно и четко произнес:

– Я больше не буду делать того, что хочешь ты. Это моя жизнь.

Люциус заметался по комнате, не в силах взять себя в руки, но явно отступив перед таким решительным отпором.

– Кто настроил тебя против отца? Отвечай! – быстро выкрикивал он. – Ты попал под чье-то влияние. Кто отобрал моего сына? Эти оборванцы, которые явились качать права? Или, может, жалкий учителишка, сумасшедший неудачник, предатель? Кто внушает тебе эти мысли? – выпытывал Люциус, резко понизив голос от крика до тихого угрожающего шипения.

– У меня своя голова на плечах. Ты считаешь меня полным идиотом, не способным иметь даже собственные мысли! По-твоему, я могу только тупо впитывать твои бесценные наставления либо чьи-то внушения со стороны?

– Это же очевидно! – неожиданно расхохотался Люциус. – Кто-то влияет на тебя и внушает всякий вздор.

– Мне никто ничего не внушает! – крикнул Драко. – У меня своя голова, и мне надоело плясать под чужую дудку!

– Что-то непохоже. Если бы никто не влиял на тебя, ты бы продолжал делать так, как скажет тебе папа, – торжествующе скрипел Люциус.

Лицо Драко вспыхнуло. Отец, заметив, что больно задел сына, продолжал издевательски язвить:

– А может, это Грейнджер? Эта грязнокровка всегда становилась на твоем пути и всегда опережала тебя во всем.

Драко ненавидел Грейнджер. И особенно тогда, когда отец, выставляя его полным ничтожеством, приводил ее в пример, приговаривая, что даже эта грязнокровка смогла чего-то добиться, в отличие от него, Драко. Внутри все клокотало: «Подавись ты своей Грейнджер!» Но отец не унимался.

– Что это ты так яростно сжимаешь кулачки? Где уж мне, старому отцу увядающего рода, тягаться с прелестями магловской выскочки? – наслаждался Люциус бессильной яростью сына. – Ведь она хорошенькая, правда, сын? – лукаво улыбаясь, он продолжал испытывать терпение Драко.

– Да уж получше твоей Булстроуд! – неожиданно выпалил Малфой-младший.

– Так убирайся вслед за ней! – яростно завопил отец. – На помойку, где обитает всякое отребье! Там тебе самое место! Может, грязнокровка научит, наконец, тебя уму-разуму, сам-то вообще ничего не соображаешь!

Тут в комнату вбежала Нарцисса. Страх и отчаяние застыли на ее лице. Она схватила мужа за руки и с беспомощной мольбой посмотрела ему в глаза:

– Люциус, прошу тебя, успокойся.

– Уйди, Нарцисса! – он грубо оттолкнул жену. – Пусть убирается вон из моего дома!

– Люциус, что ты такое говоришь, я умоляю тебя, одумайся! – рыдала она. – Драко, помирись с отцом.

– А, это ты настраиваешь его против меня! Ты всегда встреваешь и выгораживаешь его. Это ты испортила мне сына. Ты такая же, как твоя мать!

Драко, разрываемый гневом, обидами, детскими страхами и каким-то новым чувством свободы, вырвавшимся наружу, дерзко выкрикнул:

– Не смей кричать на маму!

– Ты еще здесь? Ступай к своим дружкам, а то они тебя заждались.

– Так я и сделаю. Ноги моей больше не будет в этом доме. Кстати, обещаю тебе, что разберусь во всех тонкостях строительства.

– Где тебе? – презрительно хмыкнул Люциус. – Ты за свою жизнь научился только бездельничать и перечить отцу. И учти, ты больше не получишь от меня ни кната.

– Отлично. Кстати, ты тоже учти, что как руководитель строительной компании я аннулирую все доверенности, выданные на твое имя. И особенно ревностно я …

– Ты не посмеешь, гнусный предатель!

– Посмотрим, – дверь распахнулась, и на улицу, раздувая ноздри и неистово шурша полами мантии, вылетел Драко Малфой, совершенно не заметив и чуть не сбив с ног досужую мисс Грейнджер. Настроенная довести начатое дело до победного конца, она дежурила с этой целью на крыльце малфоевского дома, вооружившись парой удлинителей ушей.

– Вот именно! – на пороге появился отец. – Ступе…

– Экспеллиармус! – раздалось из-за колонны, и палочка Люциуса отлетела в сторону, не дав ему выстрелить в спину Драко.

Обезоруженный заклинанием и полной неожиданностью, потрясенный, что его издевки над сыном оказались правдой, разгневанный сверх всякой меры Малфой вцепился в пышную шевелюру Гермионы.

– Ступефай! – крикнул, развернувшись, Малфой-младший.

– Бежим! – Драко схватил Гермиону за руку, они выбежали на улицу, и раздался тихий хлопок.

Они стояли у ворот Академии, растерянные и смущенные. Всего лишь час назад никто из них не мог предположить такого поворота. Все это не укладывалось в привычные схемы.

– Спасибо, что помог.

– Я разберусь с отцовскими делами.

– Я думаю, ты прекрасно со всем справишься. Прости. Я слышала…

«Она слышала. Этого еще не хватало!» – хотелось куда-нибудь провалиться.

– Оставь свою жалость для других, – огрызнулся он.

– Раньше я бы пожалела тебя, я теперь вижу, что ты не такой, как твой отец. – Гермиона попала в точку. Привыкший жить в глухой обороне и прятаться за маской превосходства и самодостаточности, вряд ли он решился бы показать себя таким беззащитным и слабым. Да и с кем говорить? Друзей у него не было. Но эта Грейнджер! Та самая Грейнджер, которую он терпеть не мог все эти годы, и это чувство было взаимно – она все слышала, а ему нужно было кому-то рассказать. Теперь уже все равно.

Время перевалило за полночь. Она слушала долгую повесть о жизни благородного семейства, скрытой от посторонних глаз. Она умела слушать. Кто же выслушает ее? Всегда разумная и сдержанная, решительная и деятельная, отзывчивая и понимающая (даже слишком много понимающая), она ведь тоже живая. Кто знает, что ее мучает, ранит, пугает? Известно, что она все сможет, у нее получится, она добьется. Все окружающие готовы возложить на нее свои надежды и проблемы, уверенные, что она не подведет… Она сильная. Как она устала быть сильной! Малфой давно замолчал, и погруженные в свои мысли, они сидели на лавочке перед роскошной клумбой академического парка.

– Ладно, я пойду, – опомнился Драко.

– Куда ты теперь?

– Не знаю.

Гермиона так прониклась жалостью к себе, что, вернувшись в свою комнату, обняла подушку и горячо разрыдалась – впервые за многие месяцы. Она не осознала до конца, что произошло сегодня – слишком все это было нелепо и необычно, но именно с этого вечера то мертвенное оцепенение, в которое она погрузилась после окончания войны, исподволь стало вытесняться чем-то новым. Гермиона понемногу возвращалась к жизни.



Все в этом временном земном пристанище преходяще, и наша бесконечная история тоже подошла к концу Почти )

@темы: ГП, фанфег, творчество

---

Недвижимость, глава VII

Расширенный курс магловедения

Кто такие маглы, каковы их повадки? Этот вопрос всегда был загадкой для Ремуса Люпина, родившегося в семье волшебников и не увлекавшегося магловедением в школьные годы. Теперь он получил прекрасную возможность включенного наблюдения, которая, несомненно, обогатила его интеллектуальный и жизненный опыт.

Маглы бывают разные, но он познакомился с такой их разновидностью.

В один миг оказавшись с беременной женой на улице и без работы, он сорвал случайное объявление на фонарном столбе. Квартиру сдавали маглы. Страх ночевать на улице толкнул чету волшебников на необычный для магов шаг. Где искать указанный адрес, они не знали. Снег, мороз, сгущавшиеся сумерки и чемоданы с немногочисленным скарбом – все указывало на то, что лучше прибегнуть к услугам «Ночного рыцаря». Люпин махнул рукой, и перед бездомной парой уже стоял знакомый автобус. Они вошли, волоча за собой тяжелые чемоданы, двери затворились и, не успели они сесть на места, тут же растворились вновь.

Магловская квартира располагалась на окраине того же города, за старым заброшенным кладбищем, заросшим мрачными елями. В этом глухом углу не было многоэтажек, и редко проезжал автомобиль, а на лугах, вплотную подступавших к единственной улице, паслись коровы. Место хорошее… В серых зимних сумерках супруги огляделись: все вокруг покрывал снег. Белые волны холодного снежного моря затопили всю землю, и верхушки деревьев, и крыши домов, а снег все продолжал падать огромными легкими хлопьями, и, казалось, хотел поглотить весь мир в своих объятиях. С двух сторон на них смотрели черные бревенчатые дома с высокими крышами и крошечными окнами, выглядевшие подчеркнуто убого на фоне белоснежного великолепия зимней природы. В некоторых окнах горел свет, освещая те же черные стены изнутри. Гнилые покосившиеся заборы поскрипывали на ветру. Лишь изредка попадался домик, знакомый с кистью, краской и заботливой рукой хозяина, и резал глаз своим неприлично веселым видом среди унылых и суровых собратьев.

Путники подошли к большому дому из красного кирпича, выглядевшего просто роскошно на общем фоне. Во дворе, почуяв чужаков, залаяла собака. Привлеченная шумом, из дома вышла хозяйка – невысокая женщина с нездоровой полнотой и болезненным цветом лица, маленькими черными глазками, курносым носом и вздернутой верхней губой. Она вопросительно взглянула на посетителей.

– Здравствуйте! Мы по объявлению! – пытался перекричать собаку Ремус.

Хозяйка деловито представилась:

– Я Пэт.

– Вы сдаете квартиру? – на всякий случай спросил Люпин.

– Нам очень нужно жилье! Мы остались без крова! – прибавила Нимфадора.

– Ой, бедные! Какие же вы бедные! – пожалела бездомных хозяйка. – Конечно, пристроим. Как же?

Немного поодаль оказался другой вход, видимо, для квартирантов. Во двор выходило две двери.

– Здесь вот у меня семья живет, – показала Пэт на первую, – а тут мой покойный брат со своей бабой жил. Он сильно пил – как-то напился и заснул, а сигарету потушить забыл, так и угорел.

Вторая дверь вела в крытую неотапливаемую конструкцию, которая не являлась ни прихожей, ни сараем, и называлась «терраской». «Терраска» с одной стороны соединялась с домом, с другой – со скотным сараем, из которого доносился запах навоза. Квартира состояла из прихожей, ванной, кухни и одной комнаты средних размеров и была бы хорошим жилищем, если бы не последствия пожара. Стены, пол и потолок, местами обгорелые, местами закопченные, отвратительный запах горелых тряпок и перьев и бахрома гигантской паутины, успевшей нарасти после пожара. Жуткое зрелище.

– Мы, пожалуй, пойдем, – уклончиво сказал Ремус, задаваясь вопросом, «куда».

– Да куда ж вы пойдете, на ночь глядя? Зимой-то. Щас, раскладушку принесу и матрас. Ой, – хлопнула она себя по лбу. – Вы же, небось, голодные. Пошли. Чайку попьем.

Оставаться на ночь в этом ужасном месте не очень-то хотелось, но идти было некуда, а ужин сегодня однозначно не предвиделся. Они прошли вслед за хозяйкой. В тесной кухоньке было тепло и грязно. Навстречу вышла девочка лет восьми с рыжими нечесаными волосами, представленная Вероничкой. Она смотрела на пришельцев исподлобья затравленным и одновременно хищным завистливым взглядом. На плите что-то кипело в кастрюле, наполняя пространство паром, смешанным с запахом жареного и кислого. На полу лежал шерстяной ковер ворсом вниз. («Это чтобы не испачкался», – объяснила хозяйка). Все, к чему они прикасались, имело коричневатый налет, и было слегка липким. Пэт разливала чай из ковшика в чашки с отбитыми краями, обросшими темным налетом. К чаю хлебосольная хозяйка подала маринованные «патиссончики» с весьма своеобразным запахом. Ремус вежливо попробовал и вспомнил свой первый поход в Хогсмид и орешки «Берти Боттс» с блевотным вкусом. Нимфадора ограничилась чаем, похожим на отвар из тряпок, и с трудом осилила несколько глотков, стараясь почти не касаться чашки губами. В дверях показался невысокий коренастый мужчина с невероятно узким лбом и массивной челюстью, строгавший огромным ножом деревянную палочку. Его густые брови упирались в короткую стрижку «ежиком», в зубах дымилась сигаретка, а едва прикрытый маечкой торс украшали синие росписи.

– Это Джо, мой муж, он недавно из тюрьмы вышел. Он у меня закодированный.

Джо угрюмо поздоровался, продолжая строгать палочку.

– Держи, – после чаепития хозяйка вручила Ремусу вонючий матрас, переливавшийся такими красками, о природе происхождения которых лучше было не задумываться, а сама подхватила раскладушку и повела квартирантов в горелую часть дома.

– Ты не волнуйся. Купишь завтра красочки, обои поклеишь. Чистенько – и ладно. Вода в доме холодная и горячая, котел топится.

– Котел?

– Ну да, смотри, отличный котел, – указала Пэт на бочкообразную емкость в углу кухни, несколько углубленную в пол и утыканную со всех сторон трубами. – На, зажигай, – она протянула Ремусу маленькую картонную коробочку.

Ремус растерянно посмотрел на жену. Та пожала плечами: со спичками она была знакома, но сложные магловские котлы «зажигать» не умела. Отец не подпускал их с матерью к этому агрегату, объясняя, что они взрываются. Нимфадора взяла спички и протянула хозяйке.

– Лучше вы. Мы не знакомы с этой моделью котла.

Та охотно встала на четвереньки, наклонившись головой ниже уровня пола, чиркнула спичкой и что-то зажгла в маленьком окошке.

– Ой! – Пэт неожиданно вскрикнула и с ужасом уставилась на клетку с совой, – сыч!

– Это не сыч, это неясыть – пояснила Нимфадора, не понимая причину страха.

– А я думала, сыч, – хозяйка подозрительно покосилась на птицу. – Если сыч сядет напротив дома – жди несчастья, а если закликает – готовь гроб!

– Нет-нет, наша сова не имеет ничего общего с сычом, – заверили квартиранты.

Пэт умчалась, и семейство расположилось на ночлег: Нимфадора прилегла на раскладушке, а Ремус бросил матрас на полу.

– Может, действительно не так сложно будет привести этот сарай в порядок? Раз уж я остался без работы, буду целый день заниматься ремонтом. Странные эти маглы, – задумчиво прибавил Ремус, – но душевные…

– Скоро и наш дом будет готов. Перебьемся.

После того как «зажгли котел», в доме потеплело. Завернувшись в одеяла, они согрелись и заснули.

Утром Ремус сбегал куда-то по-быстрому и вернулся с зачитанной книжонкой «Как забить гвоздь?» и школьным учебником по магловедению. Просидев за книгами полдня, новоиспеченный квартиросъемщик отправился за покупками и вернулся с дешевыми обоями, банками белой и коричневой краски, клеем, кистями, ведром и тазиком. В доме его уже караулила хозяйка. Участливая женщина, к ужасу Люпина, схватила «Комету» Нимфадоры и собирала ею паутину. Ремус попытался как-нибудь безобидно выпроводить Пэт, чтобы применить на практике советы пособия, столь популярного среди экс-преподавательского состава школы чародейства и волшебства Хогвартс в эти трудные времена восстановления народного хозяйства, но задача оказалась не из легких. Хозяйка неотвязно ходила за ним по пятам, вероятно, с любопытством ожидая его дальнейших действий.

– Ну что ты ходишь без толку? Начни красить с потолка, потом окна.

Учитывая тот факт, что заклинанием покраски деревянных поверхностей он владел не лучше, чем кистью, а время неумолимо бежало, Ремус решил чисто из исследовательского интереса попрактиковаться в сфере наспех изученного пособия. Смиренно взяв кисть, он начал работу. Забрызгав пол и по локоть испачкавшись в краске, он выслушивал ценные советы заботливой квартирной хозяйки и к вечеру уже неплохо справлялся с покраской по-магловски. К приходу Нимфадоры хозяйственный муж покрасил потолок и окна. Черный цвет сменился на белый, а едкий запах краски вытеснил удушливую гарь.

Грязный и голодный, с носовым платком, завязанным на голове четырьмя узлами (об этом не прочтешь не только ни в одном учебнике, но даже ни в одном специальном исследовании по маглам), Ремус встретил жену. Школа Людемины не прошла даром, и Нимфадора сообразила купить еду. Только приготовить ее оказалось делом сложным. Пэт не собиралась уходить и навязчиво предлагала свою помощь. Кулинарное искусство молодожены за время их совместной жизни кое-как освоили, но вот управляться с ним без помощи волшебной палочки совершенно не умели.

– Ну, как мы работаем? – победоносно интересовалась хозяйка. – Что еще надо? Чистенько – и ладно.

– Отлично! – искренне согласилась Нимфадора, выкладывая продукты.

В глазах Пэт сверкнул алчный огонек.

– А у меня есть грибочки, я принесу.

Тем временем Люпин, видимо, не рассчитывая, что помощника когда-нибудь уйдет, попытался смывать краску водой.

– Кто же краску водой смывает? – рассмеялась хозяйка.

– А чем ее смывают?

– Маслом, чем же еще!

«Вот удивился бы Артур», – подумал Люпин.

– Как это?

– Да что ты, с луны свалился, что ли? Пойдем, научу, – ей явно нравилась учительская роль. Они ушли на хозяйскую половину, а Нимфадора, пользуясь недолгой передышкой, кинулась готовить ужин. Принеся обещанные грибочки и бутыль с какой-то мерзкой субстанцией, хозяйка присоединилась к трапезе. Сами по себе грибочки оказались ничего, но совершенно несъедобными их делало высокое содержание песка, потом еще долго скрипевшего на зубах. Жидкость из бутыли предназначалась для приема внутрь, причем у маглов ее употребление, видимо, считалось сакральным (дальнейшие наблюдения подтвердили эту гипотезу). Отказ расценивался как личное оскорбление и проявление высшей степени человеконенавистничества, а потому Люпину, кое-как оградившему жену от участия в этом священном действе, пришлось отдуваться за двоих. За отсутствие Джо хозяйка долго извинялась, объясняя, что ему нельзя – он закодированный (вероятно, у маглов это являлось какой-то аналогией заклятия, хотя никто из авторов-магловедов не упоминает этот феномен в своих трудах). Наконец простившись с душевной хозяйкой, супруги остались одни. Ремуса тошнило. Интенсивный ли физический труд или голодный день, ядовитые пары краски или священный напиток маглов давали о себе знать, но, с трудом добежав до приобретенного им сегодня «специального оборудования», он долго мучился облегчением желудка. Этой ночью Люпин планировал поупражняться в наклеивании обоев – теперь пришлось отложить обучение до завтра.

Утром болела голова. Опять быстро сбегав куда-то, Ремус вернулся вполне готовый к трудовым подвигам. Он завесил окна простынями, закрыл дверь на ключ и подготовил клей, обои и волшебную палочку. Первый опыт оставлял желать лучшего, но в целом было неплохо. Следующая полоса обоев еще не успела достигнуть стены, когда в дверь вошла Пэт.

– Что это ты окна завесил? – подозрительно спросила она. – Отгораживаешься от нас?

– Хотел подольше поспать.

– А…Обои-то клеишь?

– Как вы вошли?

– Да у меня второй ключ есть, – хозяйка присела и беззаботно грызла семечки.

Ремус понял, что это надолго. Придется опять работать по-магловски. Клеить обои таким способом в одиночку очень неудобно, но к вечеру комната была готова.

После ужина, уже не доверяясь ключам, Люпины запечатали заклинанием дверь и оклеили стены в коридоре. Кухню и ванную достаточно было хорошенько отмыть. Квартира приобрела совсем другой вид, а молодожены с удивлением отметили, что при известной доле желания и упорства можно пережить даже магловский ремонт. Оставалось покрасить пол. Как убедился Ремус, магловский способ для этого совсем не подходил – слишком долго сохла краска. Накануне начинающий маляр встретил Артура Уизли и тот вызвался помочь, ссылаясь на некоторый опыт в этих делах.

Утром на третий день Ремус опять уходил куда-то и вернулся к приходу мистера Уизли. Когда последний узнал об отчаянном поступке старых друзей, его охватил безудержный восторг:

– Скажи, это настоящий магловский дом? И в нем совсем нет ничего волшебного?

– Абсолютно, – улыбался хозяин, знавший слабости своего друга.

– Это же замечательно! И все ваши соседи – маглы? И вы будете пользоваться всеми магловскими приспособлениями?

Артур взглядом профессионала осмотрел жилище и отметил, что такого уникального образчика еще не встречал. Он долго увлеченно рассматривал каждую мелочь и с ребячьим восторгом специалиста, столкнувшегося с «трудным случаем», потирал руки, вскрикивал, поднимался на носки или прищелкивал языком. Здесь он впервые столкнулся с канализационной трубой, пролегавшей не под землей, а примерно в футе над земной поверхностью, и выходившей не на улицу, а через весь огород устремлявшейся куда-то к соседям.

– Какое необычное решение! Странно, почему содержимое трубы не перемерзает? Очень, очень интересно.

Удивление вызывали батареи, нагревавшиеся только сверху, а снизу совершенно холодные (кстати, квартиранты, занятые глобальными проблемами, не обратили на это внимания), скотный сарай, пристроенный вплотную к «терраске» и соединенный с нею дверью. Но особое восхищение вызвал уличный туалет. К слову заметить, в доме уборной не было, и черная деревянная будочка стояла прямо перед входом в дом. Однако главное своеобразие этого сооружения заключалось в том, что традиционной выгребной ямы под будочкой не было. Сзади под отхожее место задвигался деревянный ящик, который по мере наполнения всегда можно было извлечь тем же путем.

– Интересно, зачем здесь ящик? – недоумевал Артур.

– Как зачем? – во двор вышла женщина лет тридцати, снимавшая у Пэт вторую квартиру. – Огород удобрять.

– ???

– А вы что, новые жильцы? Приезжие, что ли? Я – Салли, – и Салли затворилась в вышеописанной будочке.

Ремус и Артур запечатали дверь и принялись за работу. Смешав коричневую и остатки белой краски, они почему-то получили почти розовую, «цвета губной помады». Полы были вскоре окрашены, высушены, запах краски удален, а квартира преобразилась до неузнаваемости. В окно неистово затарабанили. Пэт, не сумев открыть дверь запасным ключом, запаниковала:

– Я уж думала, вы замок сломали. Ты чо это закрылся? – вытягивала хозяйка свою короткую шею, пытаясь заглянуть как можно дальше. – О! Ты когда пол успел покрасить? Как же теперь ходить будете? Надо было половинками красить. Ой! А пол-то высох. Ты чо, ночью, что ли, красил?

– Да, это специальная краска, быстросохнущая.

– Ишь ты. Заграничная, что ли? Нашего-то не покупают, – тут она увидела мистера Уизли. – К тебе гости пришли? Пойдемте к Салли, она обед приготовила.

– Не могу, у меня дела.

– Ну, как хотите. А я есть хочу. За Вероничкой только сбегаю, – и Пэт унеслась, влекомая аппетитным запахом дармовщинки.

– Какие милые люди.

– Да, очень, – задумчиво согласился Ремус.

Вскоре в дом опять ворвалась взъерошенная хозяйка:

– Там мебель привезли! Тебя спрашивают! – вопила Пэт, потрясенная до глубины души.

– Я сегодня диван купил. Нимфадора пока не знает – это сюрприз.

Вслед за Ремусом на улицу вышел не только Артур, и даже не только обитатели их дома, но высыпала вся улица. Видимо, такие крупные покупки – диковинка для местных жителей.

– Что стоишь? Забирай! – проорал грубоватый водитель фургона.

– Выгружайте, пожалуйста, и заносите в дом, – окружающих эта фраза очень рассмешила.

– У нас нет грузчиков, – довольно ухмыльнулся напарник водителя.

– Как же я его понесу? – он донес бы, но ни при всей же улице. Последнюю реплику зрители восприняли как шутку, а водитель – как издевательство.

– А я почем знаю? Мы только привозим.

– Помогите донести, я заплачу.

– Будем мы еще спину ломать. Забирай быстрей, у нас еще заказы есть.

Два волшебника кое-как выгрузили из фургона новенький диван шоколадного цвета и книжную полку. Зеваки не расходились. Ремус и Артур с большим трудом занесли мебель при поддержке одобрительных реплик и ценных советов публики. Хотелось рухнуть на диван и немного прийти в себя после освоения специальности грузчиков по-магловски, но соседи заполонили всю комнату, затоптав до неузнаваемости обновленный пол, и смотрели обновку глазами, руками и прочим…

– Я, пожалуй, пойду, – не выдержал маглолюбивый Артур.

– Приходи к нам с семьей на ужин. У нас сегодня почти новоселье, – Ремус умоляюще посмотрел на друга, потом на незваных гостей.

– Непременно приду, – понимающе ответил тот.

Кое-как выпроводив соседей, Люпин принялся ликвидировать последствия нашествия. Книжная полка мало интересовала маглов, зато диван успели не только испачкать, но и незначительно поломать. Вскоре явилась чета Уизли. Молли, узнав о бедственном положении молодоженов, участливо пришла на помощь: пока мужчины обновляли диван и расставляли книги, она легкими движениями опытной руки принялась за ужин.

После работы молодую жену ждал сюрприз.

– Привет! Я занавески купила. Ремус!– Нимфадора зашла и ахнула, – ты самый волшебный волшебник! – она радостно подпрыгнула и повисла у него на шее. – Молли, Артур! Спасибо.

После затяжного стресса все было просто чудесно, и хотелось праздника.

– Чо, диван обмываете? – неожиданно раздался знакомый басок. – Чо я говорила? Чистенько – и ладно. Щас я за Салли сбегаю, – и Пэт привела с собой Салли, ее мужа Джима и Вероничку.

После того, как гости разошлись, и смертельно усталый Ремус закрыл дверь, опять постучали:

– Я тут вот чо подумала, – вернулась Пэт, – теперь-то эту квартиру можно сдавать гораздо дороже. Так что цену-то я подниму.

Наутро, видимо, обдумав свои перспективы, квартирная хозяйка объявила цену за жилье, которая в пересчете на галеоны возросла с 8 до 25. Никакие просьбы и доводы не могли заставить Пэт изменить решение:

– Если не нравится – уходите. Я себе других найду. Теперь-то моя квартирка куда лучше, чем была. А за эти дни я с вас ничего не возьму.

Что делать? Оставить все свои труды и опять остаться на улице в самом прямом смысле? Это вначале здесь невозможно было жить, но теперь, когда они вложили душу и силы в преобразование пространства, оно стало почти своим. Где они найдут жилище лучше? Тем более что через несколько недель должны построить их дом. Несмотря на вопиющую подлость хозяйки, квартиранты сочли за лучшее согласиться на ее условия.

Так начиналась долгая, долгая зима. Мороз в этом году был сильнее, чем обычно, а снег обильней, но Ремусу Люпину казалось, что время у маглов течет по-другому. Он был почти уверен, что зима у них длиннее, а лето короче, чем у волшебников, хотя ни один магловед не согласится с этим утверждением. Так или иначе, к марту бесконечное, неизменное белое полотно, кутающее землю, так выело глаза, что при виде снега хотелось выть. Однако до марта была еще целая зима…

Справившись с ремонтом в рекордно короткие сроки, Ремус интенсивно искал работу. После указа «Об оборотнях» это было не только трудно, но и не безнаказанно. Тем не менее, приходилось рисковать, так как жалования Нимфадоры хватало с трудом.

Отношения с хозяйкой складывались сложно при всей простоте ее нравов. После того, как квартиранты купили диван, они лишились былого заботливого участия и вместо жалости вызывали у местного общества чувство зависти и отторжения. Но последней чертой, доказавшей отчужденность новых жильцов, были те самые занавески, скрывшие их личную жизнь от любопытства соседей. Пэт и Салли награждали чужаков недобрыми взглядами, при этом продолжали бесцеремонно являться к ним на ужин со своими детьми, если никто другой в это время случайно не приготовил еду. Вдвоем бы Люпины вполне прокормились, но незваные гости значительно сокращали и без того скудный семейный бюджет. Соседи смотрели на новеньких подозрительно: как ни старались молодожены вести себя по-магловски, они были слишком странными для этого маленького мирка. Все знали, что они держат в доме сыча, не ходят объедать соседей – брезгуют, и даже повесили занавески (что это они там делают?). Последний вопрос жестоко мучил все местное сообщество, и ответов на него было множество.

Квартирная хозяйка впадала в особо буйное состояние, когда не могла воспользоваться запасным ключом в любое удобное для нее время. Самым удивительным было то, что в ответ на все претензии ей предлагали открыть и закрыть дверь, и замок послушно работал.

– Отгораживаетесь от нас, – с обидой говорила Пэт, – мы вас приютили, а вы не душевные какие-то.

Интересные результаты дали наблюдения за квартирантами, жившими по соседству. Салли и Джим, видимо, были иностранцами, так как между собой говорили на каком-то непонятном языке, не то диалекте. Применив свои аналитические способности, Ремус вскоре понял, что 50 – 70 % в их речи занимают английские слова, а остальное является всевозможными грамматическими формами трех или пяти непонятных слов, которые произносились ими с различными интонациями, от зверино-бешеных до ласковых и довольных. Вероятно, родной язык Джима и Салли был очень беден, так как комбинации нескольких слов заменяли им от 30 до 50 % английской речи.

Через несколько дней после вселения Пэт обратилась к Нимфадоре:

– Ты, я вижу, культурная. Небось, училась где?

– Училась.

– А где?

– В Академии…

– Ишь ты. Слышь, помоги Вероничке с уроками. Каждый день двойки из школы носит. Училка говорит, если не исправится, на второй год оставит во втором классе. Мы-то девчонку колотили каждый раз, а она все равно двойки носит. Не знаю, что делать. Сама-то я почитала их задачи, ничего не поняла.

Как отказать квартирной хозяйке? И девчонку жалко: родители у нее бестолковые, только на битье способны. Так Нимфадора получила свой первый педагогический опыт. Каждый день после работы она по два часа занималась с Вероничкой, и та делала успехи – четверть закончила на четыре и пять.

– Вот спасибо! – радовалась мать. – А то на второй год, говорит. Мы уж ее били-били, а толку никакого. А репетиторы знаешь, как дорого берут? Еще чего – такие деньги выбросить! Кстати, слышь, с Нового года я цену за жилье повышаю.

– Это почему? – не нашлась, что сказать, ошеломленная Нимфадора.

– Как почему? Новый год. После Нового года всегда цены повышают.

Это был удар. Накануне Рождества их ждали два сюрприза. Утром пришло письмо от родителей, приглашавших молодых в гости на Рождество. К слову сказать, они часто писали и на все лады пытались помириться. В общем, зла никто не держал, все понимали, что разрыв произошел по недоразумению, но испытывать вновь неловкость встречи и вести натянутые разговоры о погоде не хватало мужества. Вечером Пэт притащилась поужинать вместе со странной компанией: двое мужчин, худые, поджарые и беззубые, и женщина с опухшим лицом и синяком под глазом. От гостей, одетых в лохмотья, крепко разило перегаром, слегка заглушавшим запах давно не мытой человечины. Хозяйка прихватила бутыль со скверной ритуальной жижей, после употребления которой гости дико орали, придирались друг к другу, потом передрались, перебив немногочисленную посуду. Люпин вышвыривал гостей поочередно освежиться в снег, но, пока он занимался одним, остальные снова лезли в дом. Разумеется, излишне говорить, что слов посетители совершенно не понимали. Пэт смеялась до упаду и была в превосходном расположении духа.

– Ладно, я спать пойду, а вы тут располагайтесь, – сказала она, зевая.

– Что?!

– Ну да. А чо, вам места жалко, что ли? Они такие же бездомные, как вы.

– Мы не бездомные. Мы здесь живем, мы заплатили за эту квартиру. Никто не удосужился спросить нашего согласия, их даже не на чем спать уложить! – задыхались от вопиющей нелепости волшебники.

– Все у вас не как у людей: «наше», «заплатили», «не спросили», – укоризненно покачала головой пьяная Пэт. – А чо тут спрашивать? Куда ж они ночью пойдут? Мороз на дворе. Эх вы, а еще культурные… – и сердечная хозяйка убежала.

Во время этого содержательного диалога, в очередной раз вскрывшего принципиальную разницу между двумя социокультурными парадигмами, пьяные маглы уже нашли себе ночлег: завалившись втроем в постель Люпинов, они дружно храпели, источая мерзкое зловоние. Супруги были в полной растерянности. Их тоже когда-то пустили переночевать снежной ночью страннолюбивые хозяева, и выгнать этих бедняг на улицу не поднималась рука, но ночевать на ледяном полу в Рождественскую ночь за 35 галеонов в месяц, тогда как в твоей постели храпят вшивые бродяги – это было как-то уж чересчур. Убрав на кухне, Ремус и Нимфадора присели на стулья и задумались. Вскоре муж предложил решение:

– Сегодня пусть ночуют у нас, все равно они на ногах не стоят, но потребуем у Пэт, чтобы завтра же их здесь не было. Второе: нужно пресечь на будущее всякую возможность таких вторжений. С этой целью с завтрашнего дня бесплатная столовая закрывается.

– Тогда они съедят нас.

– Они это сделают в любом случае. Если мы не станем такими, как они, что равносильно съедению изнутри, они будут есть нас снаружи. Выбор невелик. – А сейчас идем в гости к твоим родителям, – добавил он, заметив, что жена старается незаметно поддержать поясницу.

После Рождества та малодушная неловкость, которая отравляла их отношения с родителями, пошла на убыль, а Люпин неожиданно нашел работу. Справедливости ради стоит сказать, что не все маглы были настроены враждебно к волшебникам, поселившимся на их улице. Маленькая аккуратная старушка, у которой покупали молоко, прониклась симпатией к странной парочке и всегда старалась поддержать добрым словом, советом или угостить чем-нибудь молочным. Однажды тетушка Мэгги, завидев Нимфадору, выбежала на улицу:

– Послушай, я смотрю, твой муж все с метлой ходит – он дворник?

– Да вроде того.

– Сын мой говорил, что в их организации дворник требуется. Вот я и подумала… Если, конечно, твой захочет.

Он захотел, работа была нужна позарез. У маглов Люпин никогда не работал, но в этом были свои преимущества: на них не распространялся указ «Об оборотнях», и вообще, вряд ли они догадаются. Платили мало (в пересчете на их деньги 7 галеонов), но это позволило компенсировать повышение квартплаты.

В январе ударили сильные морозы, и подмеченные Артуром особенности жилища дали о себе знать. Батареи, теплые только сверху, грели очень слабо; труба канализации действительно перемерзла, и в ванную приходилось регулярно заливать кипяток; горячая вода поступала в кран из котла, так что купаться нужно было быстро, чтобы не попасть под ледяной душ. И еще многие другие мелочи магловской жизни, как навозные бомбы, неожиданно взрывали покой и иллюзию устроенности бытия.

Квартиранты давно поняли, что Пэт в их отсутствие просмотрела все их вещи – в этом похожи все квартирные хозяйки, будь они магами или маглами. Однако с января они явно заметили, что все их продукты, моющие средства и прочее резко сокращаются. Проведя короткое дознание, Ремус выяснил, что, кроме хозяйки, в их доме регулярно пасется Салли и еще пяток подружек Пэт. Они честно во всем признались, не испытывая ни малейшей неловкости. Они не воровали, а просто брали то, чего не хватало в их хозяйстве, но имелось в соседском:

– Тебе, чо, жалко, что ли? – обиделись они.

С той же душевной бесцеремонностью они поступали друг с другом. Люпин не раз наблюдал, как соседи открывали чужие квартиры ключами, спрятанными из страха потерять где-нибудь во дворе: на гвоздике в сарае, под старым перевернутым ведром, под ковриком у входа и т. д. Лишнего они не брали, но ровно столько, сколько требовалось на данный момент. Выяснив отношения с расхитителями собственности, супруги наложили заклятие на дверь, соединявшую их квартиру с сараем, однако хозяйство продолжало бесконтрольно убывать. Как-то, вернувшись домой, они застали умилительную картинку: выставив окно «терраски», круглая Пэт шаром вкатывалась к ним в дом.

– Привет! А я стирать собралась. За мылом пришла, – ничуть не смутившись, она направилась прямиком в ванную, прихватив все, что ей нужно.

– Пэт, – угрожающе обратился Люпин, – выслушайте меня внимательно. Я категорически запрещаю Вам пересекать границу этого жилища без моего согласия или согласия моей жены, – медленно и четко выговорил он, глядя хозяйке прямо в глаза.

Та немного попятилась.

– Это моя квартира! Где хочу, там и хожу.

– Ошибаетесь, – в его глазах сверкнул холодный серый огонек. – Ваша квартира в другом крыле дома, а за это жилье вам заплачено, и до конца месяца оно – наше.

– Я так запечатаю все двери и окна, – добавила Нимфадора, – что вы не сможете даже стекла разбить. И верните мыло.

– Нелюди, изверги, после всего, что мы для вас сделали!.. – Пэт нехотя выложила мыло. – Подобрали, приютили, кормили, поили… – заголосила она.

– Я требую немедленно оставить нас в покое. Вон! – Ремус властно наступал, и хозяйка сочла за благо поскорее убраться, все-таки прихватив мыло.

После того, как Люпины порвали последнюю ниточку видимости добрых отношений с соседями, им полегчало: состояние перманентного стресса, вызванного полным отсутствием собственной скорлупки, прекратилось, и супруги наслаждались своим одиночеством. Только вот соседи совсем возненавидели чужаков: в конце января кто-то подстрелил их сову, называемую «сычом», а за февраль с них потребовали 35 галеонов. До февраля найти жилье не удалось, и пришлось заплатить.

Приближалась весна. Становилось очевидным, что до марта нужно срочно найти жилье, но все попытки не увенчались успехом. Поселившись у маглов, волшебники рассчитывали в скором времени переехать в свой дом, однако недели превратились в месяцы. Они не раз заходили в контору «Пожелай-Себе-Дом», но там их ждал неизменный ответ: «Подождите еще немного. Через 2-3 недели все будет готово». Причины назывались разные и вполне убедительные: административные проволочки при оформлении необходимых документов, отсутствие на данный момент в продаже тех или иных материалов, снег и мороз, несомненно, препятствовавшие строительству и прочее.

Жизнь с маглами становилась невыносимой. В середине февраля явилась Пэт и объявила, что за март она возьмет с них 40 галеонов, на что получила ответ не беспокоить их до марта. Кризис разразился спустя пять дней. Вечером к ним завалился Джо. С безумным взором и неизменной сигареткой в зубах он потребовал заплатить за март немедленно.

– В натуре, гони деньги! – заорал он, порвав рубаху на груди.

– Тебе за февраль заплачено? Вот и убирайся до марта.

– Ты, говнюк, если хочешь здесь жить, плати сейчас, – он вынул из-за пояса огромный широкий нож, напоминавший абордажную саблю. – Понял?

– Вполне. Вижу только, ты меня не понял. Вон!

– Я без денег не уйду. Если не заплатишь, выметайся немедленно! – Джо нетерпеливо крутил нож.

– Не заплачу. В марте мы от вас съедем, но пока что февраль.

– Мне плевать, что будет в марте. Катись хоть сейчас. Мне нужны деньги, и я их получу, – с этими словами он ринулся с ножом на Ремуса, тот увернулся, получив легкую царапину, а потом почему-то нож сам собой отлетел в сторону.

– Я сяду, но я тебя размажу! – дико орал обезумевший хозяин. – И не таких обламывал, – Джо кинулся в рукопашную, но вдруг, словно от невидимого пинка, резко взлетел, а приземлился уже на улице, прямо в весенней луже, образованной талым снегом и бесценными продуктами разморозки туалета.

Он долго еще пытался барабанить в дверь, но никак не мог до нее дотянуться. Тогда, схватив валявшиеся во дворе обломки кирпичей, хозяин неистово швырял их в окна, но сегодня у него был явно неудачный день – то ли он не мог попасть, то ли камни сами отскакивали от стекол. Излив свой гнев и обессилив, Джо побрел домой, гнусно ругаясь и обещая взять реванш. Отбить атаку сумасшедшего магла было не сложно, но жить здесь дальше в постоянном ожидании какой-нибудь подлости было решительно невозможно. Вскоре после ухода разъяренного хозяина в окно ударилась незнакомая сова. Квартиранты открыли форточку и получили конверт с фиолетовой лентой, не предвещавший ничего хорошего: с них требовали штраф 20 галеонов за нападение на магла. Зная неподражаемый стиль министерства, можно было предположить, что при повторном нарушении с них возьмут 40 галеонов, а потом – еще вдвое больше.

– Что будем делать?

Ремус сидел и молчал. Нимфадора знала, что в эти минуты говорить с мужем бесполезно. Вдруг он решительно встал и сказал:

– Собираем вещи. Нужно убраться отсюда до завтра.

– Куда?

– К твоим родителям.

– Что?! Я не пойду к ним.

– А я пойду. Маглы не успокоятся и будут вымогать деньги любым способом. Теперь вопрос уже не только в деньгах – они будут мстить. Мы знаем, что их главный конек – это подлость, а потому можно ждать всего. Само это уже опасно. Кроме того, любая попытка защититься будет зафиксирована, и наш бюджет просто не потянет содержание Пигги, – кратко изложил ход своих мыслей Ремус.

– Как мы придем к ним после всего, что было?

– Как блудные дети, – Люпин быстро собирал вещи.

– Представь, опять мамины подколы и намеки, папа с извинениями, подозрительными, а хуже, жалостливыми взглядами…

– Ты предпочитаешь улицу, вооруженных бешеных маглов или камеру Азкабана? У родителей мы и наш ребенок будем в полной безопасности.

Нимфадора начала спорить, но Ремус, подхватив собранные узлы, ответил:

– Оставайся, если хочешь, а я отправляюсь к любимым тестю и теще.

– Ладно, я с тобой, – рассмеялась жена. Честно говоря, именно этого ей хотелось сейчас больше всего.

Таким был итог этого уникального научно-исследовательского проекта. Что можно сказать в заключении? Маглы живут грязно и бестолково, точнее сказать, без-умно в прямом смысле этого слова. Они ни о чем не заботятся заранее и никогда не задумываются о последствиях. Живут просто, даже, правильней сказать, просто живут. Каждое новое событие, как то смена времен года, ежедневная потребность в питании и прочие естественные процессы, застает их неожиданно, как гром среди ясного неба, приводит в растерянность и вызывает искреннее удивление младенцев, впервые увидевших мир. Искусство делать выводы и извлекать уроки тоже дается им с трудом, они просто плывут по течению жизни, всегда пребывая в настоящем.

Они чрезвычайно гостеприимны: путник, постучавшийся в дверь зимней ночью, не останется без ночлега, его непременно разместят в каком-нибудь малопригодном для жизни сарае или подселят к семье квартирантов – места не жалко. Вообще эти маглы нищелюбивы и, если имеют больше, чем их соседи, то охотно поделятся. Они готовы себе в ущерб кормить неимущих квартирантов и прощать им долги за квартирную плату. Но если какие-нибудь ненормальные жильцы впадут в излишества: отмоют, а то и отремонтируют хозяйскую собственность за свой счет, маглы непременно поднимут цену за жилье. Теперь ведь оно стоит дороже! Тебе не дадут умереть от голода и всегда накормят «чайком», «грибочками» или «патиссончиками», однако, если ты вдруг разжился какой-нибудь пищей, они даже не обидятся, что их не пригласили к трапезе, а просто явятся, как к себе домой, и все съедят. А потому для всякого, кто столкнулся с ними, есть два пути: либо сесть кому-нибудь на шею, жить впроголодь и забыть о нормальном питании, либо самому регулярно кормить всю округу.

Первого встречного они примут, как родного, и потребуют от него тех же родственных чувств. Они не стыдятся являться друг к другу без приглашения, устраивать публичные семейные сцены и проникать в чужой дом в отсутствие хозяев, если вдруг понадобиться соль, сахар, чай, стиральный порошок, туалетная бумага или что-нибудь еще.

Люди они не злые и общительные. Эта общительность доходит до того, что личные и семейные границы стерты до минимума, и человеку, определяющему себя как личность, остается либо бежать, либо самоуничтожиться. Основными характеристиками самоидентификации данной разновидности маглов являются «доброта» и «душевность», под которыми подразумевается обобществление всей доступной собственности, включая свою, с целью ее дальнейшего более «справедливого» перераспределения.

Эти маглы не были ни хорошими, ни плохими – они были другими. За прошедшие три месяца Ремус Люпин много узнал о маглах, но их тоскующие души навсегда остались для него загадкой.

@настроение: почти странническое

@темы: ГП, фанфег, творчество

---

Недвижимость, глава VI

Пир духа

Приближалось Рождество. Знаменитый Гарри Поттер сидел у камина и тихо сходил с ума. После победы над Волдемортом на него в очередной раз обрушился повышенный интерес магического сообщества, но еще никогда внимание так не раздражало его. В те дни все говорили о юном герое, его приветствовали на улицах, внимательно разглядывали, показывали пальцем, просили автографы, дарили цветы, шептались у него за спиной, о нем писали в газетах. Но что знали эти люди обо всем случившемся? Чего стоила эта победа ему? Кто может заглушить боль утрат и заполнить пустоту в его сердце? Гарри спрятался от назойливой публики на Гриммаулд-Плэйс, и почти не выходил из дома. Миссис Уизли приглашала его погостить, но Гарри отказался. Он ни с кем не хотел говорить, не хотел вспоминать о случившемся, ему претили заботы и радости обыденной жизни. Он хотел побыть один.

Постепенно о нем забыли. Война и победы, герои и подвиги были вытеснены в глубины памяти, и волшебный мир закружила суета «насущных проблем». «Ежедневный пророк» уже давно не писал о Гарри Поттере. Пресса обратилась к таким актуальным вопросам современности, как «преодоление кризиса», «стабилизация», «прогрессивное развитие», «разруха», «новый курс», «позитивность и эффективность» и т. п. Центральной темой «Пророка» стал строительный бум, охвативший страну. В каждом номере рассказывали трогательные истории о несчастных жертвах «предшествующего министерства», ввергнувшего магическое сообщество в разруху, и счастливых обладателях нового жилья, построенного благодаря инвестициям заботливого правительства. Все это мало интересовало Гарри, и газет он не читал, а потому даже не догадывался, что его улыбающееся фото стало знаменем строительной кампании. Вскоре, однако, его заменили портреты министра, красовавшегося в разных ракурсах из номера в номер.

Жизнь возвращалась в обычное русло, а Гарри продолжал сидеть в замкнутом пространстве ненавистного ему жилища, неделями не выходя на улицу. Первое время его навещали Рон и Гермиона, но теперь они редко виделись. Еще летом его друзья в очередной раз разругались (Гарри никогда не вмешивался в их ссоры, лишь бы его не трогали), после чего Гермиона неожиданно решила поступать в Академию. Она и Гарри уговаривала, но тот наотрез отказался. Гермиона с головой ушла в учебу, и они стали реже общаться. Рон, кажется, собирался жениться. Так получилось, что неизменным собеседником Гарри за последние полгода стала мамаша Блэк.

В камине весело плясали языки пламени. Когда-то из этого предательского камина он звал Сириуса… «Нет, нет, не думать об этом. Все позади». Он панически гнал картинки своей жизни, всплывавшие в памяти, потому что не знал, что с ними делать, не мог с ними жить. Все, что было добрым и светлым, осталось в прошлом, и оно никогда не вернется. Зло, преследовавшее его с рождения, погибло навеки, унеся за собой весь его мир. Вся жизнь позади. Боль и тоска остро пронзили душу, и он опять старался не думать о той жизни. Но чем яростней он отбивался от образов прошлого, тем хаотичнее и навязчивее кружили они в мозгу, мучили и сводили с ума. Вдруг пламя взвилось зеленым, и из камина вышла Гермиона.

– Здравствуй, Гарри, – она скользнула взглядом по его небритому лицу и критически покосилась на кучку пустых бутылок из-под огненного виски.

– Привет, – безразлично промолвил тот.

– Ты получил приглашение из министерства?

– Да, где-то на столе валяется.

– Я тоже. Собираюсь пойти. А ты? – ответ был известен, но Гермиона специально явилась в разгар зимней сессии к старому другу (и, увы, единственному), чтобы попытаться вытянуть его из забытья.

Все ее предыдущие попытки заканчивались провалом. Он ничем не интересовался, убегал от разговоров, и даже хорошенько разозлить его никак не удавалось. Она с болью в сердце видела, как Гарри проваливается в бездну, злилась от собственного бессилия и понимала, что ему нужна хорошая встряска. Министр устраивал торжественное чествование памяти Альбуса Дамблдора, приурочив эту акцию к полугодовому юбилею победы, и Гермиона решила воспользоваться таким подходящим моментом.

– Я думаю, ты должен, мы все должны пойти.

– Нет, Гермиона, ты же знаешь, я не люблю этого. Много людей, торжественные речи… – Гарри болезненно поежился.

– Но ведь это день памяти нашего любимого Директора. Он отдал свою жизнь, чтобы мы продолжали жить, радоваться, любить, – почти с отчаянием резала по живому Гермиона. – Он любил нас, и особенно тебя, Гарри, а ты, как последний предатель, ленишься выползти из кресла, чтобы вспомнить о нем добрым словом.

– Я всегда о нем помню, – буркнул Поттер.

– Ты предпочитаешь общество старой карги Вальбурги, – она продолжала наступать: упоминание о мамаше Блэк всегда его немного злило. – Тебе куда интереснее провести вечер в плодотворных дискуссиях, чем встретиться со старыми друзьями, собранными ради памяти Дамблдора!

Поттер колебался. Мелькнувший искрой огонек гнева тут же погас, и Гарри неумело попытался переменить тему:

– Как там Рон?

Попытка оказалась неудачной. Гермиона вспыхнула и поджала губы.

– Не знаю, – сухо ответила она. – Гарри, ты должен с кем-то поговорить, так нельзя, – завела она старую песню, понимая, что момент упущен. Прошу тебя, пойдем завтра вместе.

Он молчал, разговор не клеился.

– Мне пора. Завтра экзамен. Подумай о том, что я сказала.

Гарри задумчиво смотрел ей вслед.

– Как это нас Вас похоже, молодой человек, – раздался ехидный голос со стены, – выставлять напоказ свое позорное существование, гордиться своей деградацией, выдавая Ваше безволие за оскорбленные порывы тоскующей души!

– Отстань, Финеас! – крикнул Гарри и вылетел из комнаты.

И почему этому желчному слизеринскому старикашке всегда удается так вывести его из себя?!

В огромном зале, отремонтированном и украшенном с изысканной роскошью, тысячи свечей, плавая под потолком, танцевали затейливый танец. Здесь собрались едва ли не все волшебники Англии: непрерывный поток вливался в зал через боковые двери и разбивался на множество капель, занимавших свои места в этом живом море. Гарри, сидевший в первом ряду, оглянулся назад. Он был уверен, что все его друзья и знакомые где-то совсем рядом, растворенные в людской массе, но увидеть их не было никакой возможности. Иногда, казалось, мелькали знакомые черты, но тут же, будто нарисованные на прибрежном песке, тонули в человеческом море. На возвышении в передней части зала стояли огромные кресла, искусно украшенные резьбой по дереву, и кафедра для выступлений. Над президиумом висел гигантский портрет Альбуса Дамблдора, украшенный цветами и освещенный хороводом свечей. Вдруг по залу пробежало волнение, и Гарри заметил, как слева вошла странная процессия. Десяток волшебников, судя по внешности и манерам, весьма именитых и высокопоставленных (некоторых Гарри знал), обращались куда-то в центр своей группы с подобострастным видом и деланными улыбками. Шествие поднялось на возвышение, а на кафедру, высоко подняв голову и выпятив нижнюю губу, поднялся маленький человечек в фиолетовой мантии с непомерно длинным носом и маленькими хитрыми глазками, торжествующе поблескивающими в свете тысяч свечей, которого Гарри не сразу заметил среди его окружения. Зал разразился овациями, явно польстившими докладчику. Хитро сверкая глазами, он обвел аудиторию взглядом, говорящим, что их обладатель понимает гораздо больше, чем говорит.

– Я не привык говорить по бумажке, но этого требует протокол, – оправдывался министр задушевным тоном, – и все-таки скажу несколько слов без протокола, – он снял шляпу и небрежно откинул руку в сторону. Тут же рядом с министром, как из воздуха, возник молодой волшебник с густыми черными волосами, стекавшими ему на плечи, и учтиво принял шляпу, получив несколько замечаний.

Пигмалион Назус начал речь о великом волшебнике, способном собрать воедино всех магов даже после своей смерти, о том, как его светлый образ должен стать для всех примером в эти непростые времена строительства новой жизни.

– Это настоящий пир духа! – ни с того, ни с сего победоносно гаркнул министр, так что Гарри даже вздрогнул. – И я приглашаю вас насладиться благоуханием мудрости, чистоты и самопожертвования.

Нужно заметить, что несомненным достоинством нового министра был удивительный чарующий голос. От первого несколько комичного впечатления не осталось и следа: этот мягкий вкрадчивый голос завораживающими струями проникал в душу, растекался, обволакивая самые скрытые уголки сознания, и просачивался в глубины сердца. Эти звуки то взлетали в благородном порыве на самые высокие ноты, то властно сражали врагов спокойной уверенностью, то опускались до шепота и почти умирали. Гарри вскоре забыл, зачем он здесь и что происходит вокруг, мысли, съедавшие его изнутри уже долгое время, отступили, будто дурной сон, он видел перед собой только этого удивительного человека, которому хотелось верить, идти за ним на край света и умереть ради него. Министр закончил речь, и, казалось, жизнь остановилась. Многие украдкой терли палочкой глаза. Зал безмолвствовал.

– Можно поаплодировать, – намекнул Назус все с тем же довольным видом, и благодарные слушатели не заставили просить себя дважды. – А теперь поприветствуем наших почетных гостей, – и председатель перечислял имена заведующих министерскими отделами, иностранных гостей, представителей образования, частных лиц, а зал бурно аплодировал, так что разобрать имена почти не удавалось.

Вторым докладчиком был толстый волшебник с туповатым выражением лица.

– Имя Альбуса Дамблдора для нас имеет особое значение, – брякнул он с таким видом, будто не понимал ни слова из того, что говорил. – В век духовной сумятицы, когда ориентиры теряются, важно выбрать правильное направление. И только мудрый Пигмалион Назус смог прозреть новый курс министерства.

– Благодарю Вас, – умильно протянул министр.

Следующим выступал, кажется, представитель Визенгамота, но его имя Гарри не запомнил.

– Дорогие друзья, – начал он, – все мы, воспользовавшись жертвой Альбуса Дамблдора, сегодня имеем возможность собраться в этом зале, – Гарри уставился на докладчика, думая, что ему это послышалось. – В наше время каждый волшебник должен не просто жить своей жизнью, но и приносить пользу всему магическому сообществу, принимая участие в министерских программах. Особенно хочется подчеркнуть непреходящее значение правительственного курса на преодоление жилищного кризиса. Именно этому учил нас Дамблдор, и министр Пигмалион Назус – верный продолжатель его дела – призывает каждого положить свои силы на алтарь строительства!

– Благодарю за позитивное и конструктивное выступление, – пропел довольный министр. – Все мы знаем, что Альбус Дамблдор был председателем международной конфедерации магов. Почтить его память сегодня приехали иностранные гости.

На кафедру взошел пожилой человек с бесстрастным смуглым лицом, одетый в темно-коричневую мантию и высокую шляпу особого покроя.

– Мы сегодня собрались, – сказал он, с трудом говоря по-английски, – в этот важный и знаменательный для всех день во имя взаимопонимания, взаимодружбы, взаимомира… – в зале захихикали.

В этот момент букет, украшавший портрет Дамблдора, рухнул вниз. Все это время Гарри смотрел на портрет директора и с ужасом видел, что портрет мертв. Он совсем не походил на живые изображения волшебников, а был застывшим и безжизненным, как обыкновенный магловский рисунок. Мертвый портрет причинял столько боли, что Гарри после инцидента с цветами решил больше не смотреть в ту сторону.

– Благодарю Вас. Мы умеем быть вместе и нести свет и истину, – ответил министр дрогнувшим голосом, а все тот же брюнет из свиты Назуса с тошнотворно сладкой улыбкой, будто он объелся мармелада, подлетел и вернул низвергнутый букет на прежнее место.

Далее выступил второй иностранец – молодой человек в оранжевом покрывале, похожий всей своей фигурой на вопросительный знак. Нервно передергиваясь, он шепеляво и картаво частил, и Гарри с трудом разобрал, что мы живем в начале третьей эпохи – эпохи развития и прогресса, на что министр ответил что-то на непонятном языке.

– А теперь позвольте пригласить нашего дорогого мистера Булстроуда. Он не работает в министерстве, но со всей ответственностью откликнулся на зов Отечества.

– Уважаемые соотечественники, дорогой господин министр, – пробасил мистер Булстроуд, тряся своими тройными подбородками, – самое главное, что мы победили. Теперь наша главная задача – развернуть самое широкомасштабное строительство. Не делясь на ваших и наших, мы добьемся колоссальных результатов. Если правительство будет так же щедро инвестировать нашу компанию, мы даем обязательство в ближайшие полгода превысить объем работ в два раза.

– Согласен. Вы не думайте, что он только речи говорить умеет, – доверительно-фамильярным тоном сообщил министр, весело грозя пальчиком аудитории, – это чрезвычайно деятельный человек. Он мне уже на пятки наступает, говорит, что бригада ждет только мановения министра.

– Дорогой господин Назус, – продолжал Булстроуд, – наша строительная компания «Пигмалион» разработала новый рекламный плакат и просит Вашего высочайшего одобрения, – слева от портрета директора нарисовалось изображение Пигмалиона и Дамблдора, которые, засучив рукава и извергая молнии, с безумными взглядами, похожими на инферналов, возводили новый дом.

– Превосходно! – министр похлопал. – А сейчас я хочу предоставить слово очаровательной женщине, которая несет на своих хрупких плечах всю работу нового отдела строительства, – объявил Назус. – За год до смерти Дамблдора она трудилась и сражалась с ним плечом к плечу.

Толстая приземистая дама в отороченной розовым мехом мантии выплыла на трибуну, и Гарри с отвращением узнал Долорес Амбридж.

– Сегодня мы чествуем особого человека, – сказала она по-детски восторженным голосом. – Каким талантливым и харизматичным должен быть тот маг, который смог собрать такое количество народа! Какой духовный подвиг совершают наши великие волшебники, несущие тяжкое бремя судеб человеческих, – Амбридж вдохновенно смотрела на министра. – На смену почившим приходят новые герои, не оскудевает мир мудрецами, – голос докладчицы дрогнул от слез. – И я верю, что спустя немногое время, мы вновь все соберемся, чтобы восславить еще более могущественного волшебника, которому достались не громкие подвиги, а рутинная миссия созидателя нового мира!

– Благодарю! – министр взвизгнул, не в силах сдерживать восторг. – Вы столько делаете для строительства нового мира!

К министру подлетел мармеладный брюнет с огромным букетом роз и вручил цветы Амбридж.

– О! Ваша любезность сравнима только с Вашей мудростью и величием! – звенела Амбридж на невозможно высокой ноте. – Наш любимый министр, позвольте вручить Вам это скромное подношение от лица Вашей преданной почитательницы, – она взмахнула волшебной палочкой, и воспарившая над президиумом картина повисла справа от портрета директора, слегка потеснив его в сторону. На картине Альбус Дамблдор, склонив колено, с идиотским влюбленным взором протягивал венок триумфатора Пигмалиону Назусу. Последний жеманно прижимал одну руку к сердцу, а другой заслонял маленький город, символизирующий мир магов, от надвигавшейся грозы.

– Слово предоставляется главе отдела Обеспечения магического правопорядка, – объявил председатель.

– Поздравляю всех с этим великим днем, – отметил человек, похожий на акулу, – и выражаем признательность министру Пигмалиону Назусу, – на этом речь закончилась.

– Благодарю за то, что вы не так долго, – изливал любезность министр. – А теперь выступит человек, который жестоко пострадал от кровавой руки нашего общего врага.

На кафедру взошел Люциус Малфой, бледный и исхудавший, но, как всегда, элегантный и надменный:

– Я готовил выступление на 5 футов, – с легкой иронией заметил докладчик, – но, если министр сказал: чем короче, тем лучше, буду краток. Избавившись от общего врага, мы должны избавиться от непримиримости и нетерпимости. Построить новое общество можно только, стерев из памяти все, что связывает нас с той страшной эпохой, – Гарри был почти уверен, что при этих словах Малфой презрительно скользнул взглядом по портрету Дамблдора. – Мы вступаем в новую эпоху, и министр Пигмалион Назус будет нашим знаменем в борьбе за это.

– Как кратко и содержательно! А главное – конкретно, – восхищался министр.

В висках Поттера стучали тысячи серебряных молоточков: «Что происходит? Это бред. Может, это я чего-то не понимаю?» Он знал цену министерским играм, но этот абсурд превосходил всякую меру. Собрание, посвященное великому человеку, навсегда оставшемуся для Гарри Директором, превратилось не просто в пропаганду правительственных программ или саморекламу для Пигмалиона Назуса – оно стало сборищем поругания памяти Альбуса Дамблдора. О чем же думает тот человек, за которым какой-нибудь час назад Гарри был готов идти в бой? Человек, так умело вскрывший его измученную душу, проникший туда и притащивший с собой целую толпу бесчинствующих прихвостней. Он закрыл глаза: гнусная свора мелькала и кружилась перед мысленным взором, и с веселой бесцеремонностью, глумясь и рисуясь, словно играя какую-то чудовищную пьесу, топтала и изгаживала все, что было дорого его сердцу. Столь резкого взлета и быстрого жестокого падения Поттер не испытывал еще ни разу. В нем вздымалась такая волна гнева, что еще минута – и всей развеселой компании, так умело «воспользовавшейся жертвой Дамблдора», думал Гарри, доставая палочку, не поздоровится. Но в тот момент, когда Малфой призывал стереть память, оглядываясь на Дамблдора, а Поттер потянулся к волшебной палочке, Гарри вдруг показалось, что директор подмигнул ему с портрета. Картина снова застыла, но юноша был уверен …

– Альбус Дамблдор долгие годы был директором школы чародейства и волшебства, – сообщил ценную информацию Пигмалион Назус. – От Хогвартса выступит заслуженный профессор, подвизавшийся с Дамблдором на ниве воспитания молодого поколения и внесший неоценимый вклад в нашу общую победу.

«Неужели Снейп? – представил самое худшее Гарри.

– Встречайте, Профессор Бинс! – победоносно воскликнул министр.

Профессор выплыл белым облачком из недр кафедры и начал монотонное перечисление каких-то событий, уловить смысл которых не представлялось возможным из-за обильного засорения речи бесконечными датами. Профессор бубнил себе под нос, и зловредные цифры, словно горох, больно били Гарри по голове. Поттер явно недооценил министра: оказывается, могло быть хуже, чем он вообразил. На Бинса невозможно было даже злиться. Своей лекторской манерой он не просто умалял или извращал излагаемый материал – он превращал содержание речи в полное Ничто.

Не выдержав, Гарри тихонько выскользнул из зала и, чтобы убить время, направился освежиться в туалет. Там он умылся ледяной водой, и кокон безумия, пеленавший его мозг уже несколько часов, ослабил свою хватку. Рядом с Поттером стоял тот самый брюнет из свиты Пигмалиона Назуса и, красуясь перед зеркалом, поправлял свои шикарные локоны. Приторная улыбка и услужливый взгляд исчезли без следа, сменившись горделивым взором парящего хищника. В этот момент дверь отворилась, и вошел, точнее, ворвался не кто иной, как Перси Уизли. Он метнулся к брюнету, замер на полушаге, а на лице застыла мерзкая улыбка, которую хотелось назвать «улыбкой смерти». Брюнет, растянув рот в довольной ухмылке, с покровительственным видом поглядывал на Перси. В этих нелепых позах окаменелые скульптуры молча смотрели друг на друга с идиотским шальным видом. Повисла долгая пауза. Гарри испытал резкий приступ тошноты и порадовался близости умывальника. Его посетило странное чувство, будто он бесцеремонно вломился в чужую жизнь в какой-то непристойный момент, и, подавляя мутящее чувство отвращения, под глумливые смешки перспективных кадров министерства вылетел прочь.

Гарри быстрым шагом пересекал атриум, и перед ним завиднелись высокие струи фонтана Волшебного братства. Проходя мимо знакомой статуи, которая когда-то, подчиняясь заклинанию Дамблдора, защищала его от смертоносных лучей, он обратил внимание на лицо волшебника. «Что-то в нем изменилось…» – подумал Поттер. – «Да, раньше у него было другое лицо. Что же не так?.. Стоп, на кого-то он похож… Кого-то он мне напоминает…» – напрягал свою память Гарри. Ответ пришел скоро, ибо с огромного величественного полотна, занимавшего теперь одну из стен атриума, на него смотрели те же хитрые глазки и длинный нос. «Ну конечно! Пигмалион Назус!» – наконец догадался Поттер. Еще он заметил, что новый волшебник уменьшился по сравнению со своим предшественником почти вдвое. Укоротились и все остальные фигуры. Волшебница, лишившаяся всей прежней красы и величия, была подозрительно похожа на гоблина в мантии, кентавр стал чуть пониже пони, гоблин усох до размеров домашнего эльфа, ну а последнего можно было принять за какое-нибудь крупное насекомое. Глава волшебного братства горделиво взирал на своих помельчавших собратьев, высоко воздев свой длинный нос и выпятив нижнюю губу.

Когда Поттер вернулся в зал, речь профессора Бинса подходила к концу.

– Наступил кульминационный момент, ради которого мы все сегодня собрались, – брякнул, не подумав, министр. – Сейчас министерство в лице меня торжественно подпишет договор о сотрудничестве с самыми надежными и ответственными застройщиками нашей современности. Мы обязуемся инвестировать их проекты и обеспечивать правовые гарантии, а они выражают полную преданность Отечеству и обязуются по первому зову откликаться на насущные нужды общества.

В то время, когда министр весьма завуалированно доносил до публики содержание договоров, его помощник, растянув лицо в улыбке так, что оно приобрело овальную форму, создал стол посередине сцены, а двое совсем юных работников министерства из дальних углов подгоняли кресла. Министр сел на одно из них, а другое заняла Амбридж. Рыжеволосый молодой человек в квадратных очках, упоенный ответственностью своей миссии, удостоился подать пергамент, перья и чернила помощнику министра, а тот передал письменные принадлежности далее по инстанции. Стороны скрепили договор, рассыпаясь в любезностях, а потом процедура повторилась с участием Булстроуда и Малфоя, заменявшего директора какой-то компании.

– А теперь, – сообщил Назус с загадочным видом, – немного взбодритесь, потому что человек, который выйдет сейчас на эту сцену – профессор сущностных тайн мироздания нашей Академии… – тихим вкрадчивым голосом продолжал тянуть резину министр, подбираясь к самому главному блюду, которым он собирался попотчевать гостей. В зале воцарилась полная тишина. – Профессо-о-о-ор Джозеф Уиттс! – заорал министр с видом конферансье, объявлявшего гвоздь программы.

Зал взорвался аплодисментами, под которые на кафедру с высоко поднятой головой поднялся худенький пожилой человек в светло-серой мантии. Глубоко посаженные глаза светились живым интеллектом и силой духа. Судя по реакции аудитории, из всех сегодняшних докладчиков он был наиболее популярным в среде волшебников. Гарри где-то слышал это имя, кажется, Уиттс был преподавателем Гермионы.

Тихим скрипучим голосом он начал речь о жизни и смерти, о славе и власти, об истинном уме и безумии, о жизненных целях, об огоньке искания истины, зажигающем сердца, и о Любви, побеждающей все и живущей в людях, готовых ее принять.

– Среди таких людей, умных людей, – подчеркнул профессор, взглянув на президиум, – Альбус Дамблдор, положивший свою жизнь ради жизни других. Кто-то жалеет его? Кто-то безумно думает, что он потерял самое ценное? Ошибаетесь! Он приобрел гораздо больше, чем имеем все мы. Истинное сокровище, сокрытое внутри человека… – в это время министр с недовольным видом что-то шепнул своему помощнику, и мармеладный брюнет бесшумно подлетел к профессору. – …А сказали, можно говорить до вечера, – проскрипел оратор, – простите, мне напоминают о регламенте.

– Говорить можете, но, боюсь, зал опустеет, – сладко ответил министр.

Профессор Уиттс кое-как скомкал конец выступления и, сверкая порозовевшей лысиной, сел на место. Зал разразился бурными овациями, не утихавшими несколько минут. Кое-как успокоив слушателей, министр поблагодарил профессора и заверил в любви. Аудитория снова грянула дружными аплодисментами, явно не желая отпускать докладчика и выражая массовое недовольство грубой выходкой министра. Поттер, человек настороженный и недоверчивый, не сразу принял речь профессора, ожидая подвоха, особенно после недавнего лжеочарования Пигмалиона Назуса, но в конце выступления он всецело разделял настроения публики. Дело было не просто в солидарности толпе и не только в оппозиции министру. Назус прервал оратора в тот самый момент, когда впервые за этот вечер кто-то хотел сказать о самом Дамблдоре и еще что-то очень важное о жизни и смерти. Гарри мало понял, но почувствовал, что если он не узнает того, о чем не сказал профессор, то ему незачем жить, точнее, ему и так было незачем жить, а теперь показалось, будто еще есть какой-то смысл. Это не было то слепое безумие фанатика, охватившее его в начале вечера – это было желание понять, осмыслить, найти. Неужели он никогда не узнает тех важных тайн, на которых держится мир, которые знал Альбус Дамблдор и которые вдруг показались Гарри единственным ценным, что осталось для него на этой земле. Кажется, об этом огоньке жизни в душе человеческой и говорил профессор. Взгляд случайно попал на портрет директора, и Поттеру опять показалось, что тот с улыбкой смотрит на него. В следующее мгновение изображение вновь застыло и не подавало никаких признаков жизни.

– Все, все, – отшучивался министр, – хорошего понемножку. Приглашается коллега предыдущего докладчика, профессор Брукс.

На кафедру вышел крупный мужчина с курносым носом и массивной челюстью и бесцветным голосом монотонно завел невозможно сбивчивую речь.

– Сейчас я не буду вдаваться в подробности, подробности тут, пожалуй, неуместны, – он опасливо взглянул на министра, очевидно, боясь разделить участь своего коллеги, – скажу только, что наше общество всегда раздирали внутренние и внешние враги. Наш профессорско-преподавательский состав всегда… Я имею виду тех учителей, которые бесполезные, бездельники всякие, которые обособлялись всегда от общества, сидели там в своих кабинетах и кельях, непонятно чем занимались, некоторые даже составляли всякие тайные общества, не разрешенные министерством… Их еще предупреждали умные люди: вы зовете к целям хорошим – получите хуже, чем есть. Главная мысль проста – нужно держаться за ту систему мировоззрения, которая традиционная. Это, наверное, главная причина, по которой мы должны вспоминать Альбуса Дамблдора.

– Благодарю за очень яркое и четкое выражение мыслей, – весело издевался министр.

Мармеладный брюнет, взлетев на кафедру, объявил, что вечер памяти подошел к концу, и начал благодарить гостей собрания, но Пигмалион, грубо оборвав его, перехватил слово.

– Не отнимай хлеб у председателя! Я сердечно благодарю всех работников министерства, частных предпринимателей, наших мудрых профессоров, братьев наших меньших, – тут он крепко обнял за плечи сидящего рядом иностранного гостя в оранжевой хламиде, на что тот скукожился и из вопросительного знака превратился в маковый крендель, – и, конечно же, всех вас, мои дорогие волшебники и волшебницы, не поленившиеся отдать дань памяти великому и удивительному человеку современности.

Поттер вылетел из министерства, как ужаленный. Он не помнил, как добрался до дому. Завалив вешалку в прихожей, он метался по дому под ободряющие крики миссис Блэк. Голова кружилось, тошнило, он должен был что-то сделать. Не придумав ничего лучше и вообще потеряв способность думать, Гарри крушил все, что попадалось под руку. Наутро явилась Гермиона. Вчерашняя ярость утихла, но абсурд случившегося не давал покоя. Он давно привык ждать от министерства каких-нибудь подвохов, но это было чересчур. Гарри вышагивал по комнате и, топорща волосы, со скоростью пулеметной очереди пытался донести до подруги все, что долго копилось и переполнило его накануне. Гермиона сидела в кресле, соединив кончики пальцев, и терпеливо слушала, но ее глаза выдавали едва скрываемое торжество достигнутой цели.



Продолжаем кулинарную тематику

@темы: ГП, фанфег, творчество

---

У нас есть печеньки :))

В честь начала Успенского поста - для cчастливых обладателей чудо-печки аэрогриля - вкусный и простой рецептик.

Печенье "Успенское".

Ингредиенты:

•Мука — 1 стак.

•Крахмал картофельный — 1 стак.

•Саxар — 1/2 стак.

•Масло растительное — 2,5 ст. л.

•Яблоко (небольшое) — 1 шт

•Курага — 70 г

•Ваниль (щепотка)

•Соль (щепотка)

•Разрыxлитель теста — 1 ч. л.

Процесс:

1. Очищенное яблоко потереть на мелкой терке. Должно получиться 2 столовые ложки пюре. Всыпать сахар, ваниль, щепотку соли, влить растительное масло.

2. Курагу измельчить по своему вкусу.

3. Муку смешать с крахмалом и разрыхлителем. В яблочную смесь всыпать курагу и муку. Замесить тесто.

4. Из теста раскатать колбаску и порезать на брусочки.

5. Уложить печенье на противень, застеленный пергаментом. Выпекать 15 минут при температуре 170°.

Enjoy!

И да, постная еда - самая вкусная (с) Воистину ))

@настроение: creative

@темы: рецепты, Potions Master, муми-мамское